Анатолий Калинин - Цыган

Генерал Стрепетов указал рукой сбоку дороги.

— А ты взойди на этот курган и спроси.

Егор Романов заморгал.

— У кого, Михаил Федорович, спросить?

— Вот так, сделай ладошки, — генерал трубой приложил свои руки к губам, — и покричи: «Ты когда вернешься, Будулай?» — Генерал Стрепетов разрубил рукой воздух. — Пора уже забывать о нем! И еще неизвестно, взял бы я его теперь в табунщики или нет. Может, прикажешь с милицией разыскивать его? Привыкай, что за состояние табуна я теперь с тебя буду шкуру спускать. Ты бы у своего сына поучился, как работать. — Егор зашмыгал кнутом за голенищем, и голос генерала Стрепетова смягчился. — Вообще-то, конечно, у тебя не самый плохой табун, но и зазнаваться тебе я не дам.

Он уже повернул ключ в замке «виллиса», когда Егор Романов, выдернув из-за голенища кнут, пробормотал:

— Забыть, конечно, можно, но…

Генерал Стрепетов, как коршун, повернул к нему голову.

— Что ты сказал? Я вижу, ты опять ноздрями зашевелил? Кровя потянули, да? Может, и коней уже успел где-нибудь прихватить? Или надеешься, что я их для тебя из племенного табуна выделю?

Егор вздернул подбородок.

— Насчет кровей это мое личное дело, товарищ генерал.

— Вот ты какой?!

— И ни чужих, ни своих коней у меня, как вы знаете, нет. Но и у вас, Михаил Федорович, нет такого права, чтобы табунщики по месяцам вкалывали без выходных.

— Значит, все-таки потянули кровя?

— Нет, я прошу отпустить меня всего на два дня.

— Зачем же тебе могли понадобиться эти два дня?

Но Егору Романову уже, как говорила Шелоро, шлея попала под хвост. В такие моменты он и свою родную жену переставал признавать. Клок рыжих усов вздыбился у него на губе.

— И это мое личное дело, товарищ генерал. Если бы в нашей бухгалтерии умели не только на пальцах считать, у меня бы уже десять раз по два дня отгулов набралось. Всего за два дня мне надо будет и мотоцикл Будулаю за Дон отогнать, и на попутках обратно вернуться. Шелоро уже надоело этот «ижевец» в сарае от своих же хулиганов стеречь.

У генерала Стрепетова сдвинулись к переносице брови.

— А разве у Будулая это не служебный мотоцикл?

Егор торжествующе подтвердил:

— Был. Пока он по вашему распоряжению за него всю свою годовую зарплату не отдал.

Генерал Стрепетов, задумываясь, тихо спросил.

— И теперь ты решил на его же мотоцикле…

— Нет, на паре племенных жеребцов, которых вы для этого специально выделите мне… — Егор не договорил, смущенный тем, что генерал Стрепетов под его взглядом покраснел.

— Так бы ты мне сразу и сказал. Да, Егор, опять эхо войны. Искала тетку, а теперь еще неизвестно, что может найти. — И, опять потвердев голосом, генерал Стрепетов сказал: — От нашего конезавода до станицы Раздорской по кочкам четыреста километров, а если вкруговую по асфальту, то и все пятьсот. — И по своему обыкновению круто отрубил: — В общем, даю тебе отгулов пять дней. Еще не хватало, чтобы ты ее по дороге перевернул.

Вот уже три дня, как не приезжал домой на моторке Будулай. Случалось и раньше, что он задерживался на острове, но это зимой, когда, не переставая, доносился оттуда лай Дозора, и иногда и гулкие, как удары топора по дереву, выстрелы. Если и после этих выстрелов Дозор продолжал захлебываться на острове лаем, Клавдия, не выдержав, в надетых на босую ногу валенках и в полушубке бежала к почтарке Тасе, у которой был дома телефон и, дозвонившись к Тимофею Ильичу, требовала, чтобы он немедленно же высылал на остров бригаду охотников во главе с милиционером Барановым, пока не разграбили весь дубовый лес. «Ты взбесилась, — в ответ кричал ей в трубку Тимофей Ильич, — где я сейчас машину найду?» — «Где знаете, там и ищите, но если через полчаса ее не будет, я до первого секретаря домой докричусь!» — грозила Клавдия, бросая трубку и обрывая разговор.

И Тимофей Ильич не сомневался, что она не замедлит исполнить свою угрозу. Через полчаса Клавдия слышала уже, как машина, спустившись мимо ее дома из степи, мчалась через хутор к острову, и после этого там вспыхивала почти такая же стрельба, как в ночь с двенадцатого на тринадцатое февраля сорок третьего года, когда наступающая из-за Дона советская часть отбивала у немцев хутор.

— Напрасно, Клавдия Петровна, вы беспокоились, — возвращаясь утром домой и вешая на гвоздь двустволку, говорил Будулай. — Я бы и сам сумел справиться.

— Я не за вас беспокоилась. Мне нашего леса жалко, — отвечала Клавдия.

— Но вообще-то помощь подоспела вовремя. У меня весь мой боезапас кончился, — уже завтракая вместе с нею за столом, признавался Будулай.