Алексей Шепелёв: Настоящая любовь / Грязная морковь

Я рассеянно наблюдал за игрой и за теми, кто (и зачем) находился в зале. Яна стояла с Метовым, по-моему, они ссорились (такое у них появилось хобби, наверное от большой близости). Яна раздражала его какими-то нападками или шутками, а он всё ник. Вдруг она бросила ему что-то, засмеялась и, подпрыгивая бочком, как на физкультуре, по периметру поля переместилась ко мне.

– Привет, – сказала она. Я увидел совсем близко её блестящую, только что хорошо облизанную нижнюю губу.

– Привет, – бесцветно сказал я, потупив голову, – я тебя не узнал даже сразу… У тебя шапка такая… Ты раньше никогда в шапке не ходила…

– А, это я у брата позаимствовала. Моё всё постирано.

Мы вышли на широкий бетонный порог, тоже за немалым стеклянным фасадом (если уже это, где вход как-то сбоку, считать фасадом). Подошёл Цыган (он тоже из нашей компашки, закадычный кореш Кая, председательский сынок, за абсолютную беспринципность зовущийся у нас Гнилью или Гонилым, а также за чернявость – Цыган или Цыганок).

– Это мой новый мальчик, – кокетливо объявила Яна, держа меня под руку.

На ней была ещё коротенькая кожаная куртка и привычные спортивные штаны, но другие. Всё это почему-то мне понравилось: во-первых, из наших недоделанных девушек – переделанных бабищ никто так не одевался – у всех эти немыслимые кожаные куртки были длинны, громоздки, с каким-то тяжёлым свалявшимся мехом внутри и с отвратительными клёпками, заклёпками, шнурками, воротниками-капюшонами; во-вторых, эта мужская чёрная вязаная шапка была надвинута на самые брови, на ресницы буквально!.. – в общем, мне нравилась сама Яночка и всё что угодно, только в комплекте с ней.

– Это, что ль? – Гниль весь сморщился.

Яна обняла меня за талию, и я был вынужден сделать то же самое с ней.

Вышел Кай, заметив нас, встал в тень у перил и, отвернувшись, закурил.

– Скажи, что это не так, – вдруг громко сказал Цыган, хватая меня за куртку. Он был как-то наивно серьёзен, сами его карие глаза можно было обрисовать стилистически словом «заплакать». Я-то знаю, Гниль, что ты подлец и циник, но ты ещё и дурак, оказывается.

– Не так! – бросаю я, весело заглядываю в глаза Яночке и, держась с ней за руки, отстраняю её от себя.

– Пойдём потанцуем, – отлично играет она и ведёт меня за собой на вытянутую руку, как в бальных танцах.

– Виляй, виляй бёдрами! – сквозь зубы сплёвывает Гонилой.

При входе Яночка за что-то запнулась, я буквально налетел на неё, руки мои невольно попали на эти бёдра в трико (хорошо, не на куртку), я быстро подсадил её, и мы пошли танцевать.

Я не знал, что теперь ощущать, когда она реально со мной, её руки обвили мою шею, пошевеливаются… Но какой-то дискомфорт – потом понял, что ты, Яночка, не очень музыкальна и постоянно сбиваешься с ритма, раскачиваясь…

Вдруг меня кто-то рванул. Постепенно я отлепился от своего счастья и попал в объятья Кобаз я(он приехал вчерась с Москвы).

– Дай бутылочку сэма. Ты, говорят, продавал. Вот кусок триста, завтра остальное.

– Нету.

– Ну сходи ты, ну чё ты!

– Куда ж я схожу.

– Вечно ты какой-то «куда-куда» да «ч асы»!..

Он был из Подмосковья, толстоват, белокур, толстогуб и глуп.

– Януха, – и виснет на ней, – пойдём домой, – и тащит, схватившись своей мясистой красноватой ручищей за талию, где только что лежала моя гениальная рука. В своей подмосковной небрежности его рука два раза соскальзывает на её behind’ицы, а потом эта парочка [ягодицы?] исчезает из моего обзора за углом клуба.

Только смех её.

Я превратился в бетон и стоял у перил на бетоне порога. На противоположном конце стоял по-прежнему Кай. Я подходил за сигаретами.

Память у меня хорошая, а наступило уже лето.

Мы с Перекусом у него в терраске распивали самогон под жареную картошку и «Модерн токинг» из старинного бобинника с двумя скоростями и четырьмя дорожками. Я изложил свою идею «расшибить Кобазя».

Я взял ещё три по 1,5 литра бражки, и мы направились к моему весёлому, как написал бы братец, однокласснику Яхе (он жил на самом конце села, ещё дальше от Курагиной Ленки домов на десять).

У Ленки горел свет.

– Конечно, с большим удовольствием, Света. – Парень почувствовал какой-то свет, исходивший из её имени – Света.

Но на пути домой его начали грызть мысли, от которых он тщетно пытался избавиться. Ему представлялись смеющиеся друзья, в голове ясно слышны были упрёки родителей. «Нет, – сказал он вслух сам себе, – не буду я с ней встречаться». Но что делать, ведь он обещал на следующий же день приехать к ней. Серёжа решил, пока всё не забудется, не появляться в клубе, а на улицу ездил на мотоцикле в деревню Чугуновку, находящуюся неподалёку от —овки. Несколько дней всё было нормально. Жизнь текла своим чередом, Сергей стал забываться, но порой изнутри что-то всё же грызло его. «Это из-за того, что я не выполнил обещания», – утешал он сам себя.