— И он за все эти годы ничем матери не помог? — возмутился Парфен.
— Он даже не появлялся. Ни разу.
— Подлец! Едем к нему!
— Он, может, и не там живет…
— А может — там!
Они поехали, по пути говоря (Парфен с Писателем) о том, что одна из главных национальных проблем современности — истончение, искривление, извращение, прерывание и омертвение родственных связей.
Дать денег в наказание брату-предателю решили две тысячи (оставив по две врагам Парфена и Писателя), а тысячу пока оставить про запас.
По пути они купили портфель-дипломат в магазине «Военные аксессуары»: специальный, металлический, с кодовыми замками и ключами. Подумав, приобрели здесь же наручники. Уложили туда несгораемый сверток, примкнули портфель к руке Змея (так как-то само решилось), ключи от портфеля взял Писатель, а от наручников — Парфен.
— Теперь только вместе с рукой отымут! — похвастался Змей, любуясь блеском наручников и матовостью кейса, выкрашенного в тайный приключенческий темно-серый цвет.
— Ох, не говори ты так! — воскликнул мнительный Писатель.
Змей ухмыльнулся.
Завезло их довольно далеко: в район новостроек по имени Молодежный. Впрочем, давно они стали уже старостройками. Впрочем, они и когда новостройками были, выглядели старообразно, словно облупленные при самом возведении фасады и корявые балконы входили в замысел архитектора.
Дверь долго не открывали.
— Может, он на работе? — с надеждой спросил Змей.
Но нет, вот послышались шаркающие шаги.
Дверь открыл старик с всклокоченными волосами, с седой щетиной на щеках, в стариковских пижамных штанах.
— Скажите, а Глеб… — начал Змей и осекся. — Глеб, ты?
— Я, — ответил старик, и тут друзья увидели, что он совсем не старик, а напротив, совсем молодой… Ну, то есть не совсем, но не более пятидесяти, это было видно по его спине, которой он повернулся, шаркая от них в квартиру, и по другим приметам.
Может, просто болеет человек?
— Обувь сымите! — сказал из комнаты брат Глеб.
— Слушайте, не надо! — прошептал Змей. — Давайте не будем! Он, похоже, и так Богом наказан!
— У Бога свое наказание, у нас свое! — горделиво сказал Писатель, чувствуя (по необходимости профессии) ледяной холод справедливой жестокости.
— Суть не в том, — возразил Парфен. — Мы теперь не накажем, а поможем ему. Деньги те же, а смысл иной.
Они вошли.
В квартирке, надо заметить, было чистенько, уютненько, мебелишка полированная, то, се… Телевизор в углу большой. Чувствовался скромный достаток.
— Давненько не виделись, — вяло сказал брат Глеб.
— Да, — сказал Змей.
— Нинка скоро придет. Жена.
— Намек поняли, — среагировал Парфен.
— Да нет, сидите. Только выпивать нельзя. Она зверь в этом смысле.
— А ты вроде выпиваешь? — по-братски откровенно спросил Змей.
— Мне одному можно. Мелкими порциями. А сейчас еще и бронхит, лечусь. На больничном я.
— Работаешь, значит? Где?
— На работе, — сказал брат Глеб.
— Выглядишь ты не очень, — сказал Змей тихо.
— А с чего мне выглядеть? Нинка соки сосет. Она вампир.
— Это в каком смысле?! — осведомился Парфен. — Как в фильме ужасов?
— В фильмах таких ужасов нет. Просто чувствую: сосет. Сглазила меня. Порчу навела. Зелья приворотного дала, чтобы я от нее не сбежал. Наколдовала через бабку, чтоб я к маме не хотел идти, я и не хочу. А так бы я давно, — объяснил он брату.
— Да ты что! — воскликнул Змей. — Это мы все выдумываем себе! У нас элементарная депрессия, — блеснул он эрудицией, — а мы — сглаз, порча!
Брат только махнул рукой.
— Щас прям! Я эту бабку как живую вижу. Иду на работу, работаю, хочу пивка потом выпить, она, бабка: «Ладно». Ну, выпью кружечку. Хочу вторую — не лезет! Прямо мутит, и все тут. И бабка эта перед глазами: «Иди домой! Иди домой!» Так вот и… На работу и домой, вся жизнь. Нет, иногда будто отпускает. Назло этой бабке, когда Нинки нет, беру бутылку водки, выпиваю — и ничего, нормально. Но Нинка потом меня привязывает.
— Это как?
— Ну, веревкой к столу привязывает на выходные дни. В наказание. А сама уходит.
— Веревку же перерезать можно! Или отвязать!
— Перережешь — увидит. А отвязать пробовал. Ходил, по квартире гулял, потом обратно привязался, а Нинка пришла и даже не посмотрела на узел, а сразу по морде мне. Это не колдовство? Насквозь меня видит через бабку свою, ведьма!
Помолчав, он сказал:
— Извините, что не угощаю. Насчет угощенья у нас Нинка распоряжается. Если захочет.
Читать дальше