Друг ты мой любезный, братец, шпарь покрепче.
Вон — котёл с водою всё о чём-то шепчет:
Может, о зазнобе, что любить согласна
И сердечком юным так чиста, прекрасна.
Братец, шпарь покрепче!
Нет лучистей зорьки в русском захолустье
И душевней песни о любви и грусти,
Где поют о друге или о дороге,
Что петляет в поле в мартовской тревоге.
В русском захолустье…
А судьба готовит горсть иных запевок,
Не для дней застольных, не для красных девок.
Гонит ветер чёрный из-за леса тучи,
Вскоре ту берёзку стук подков измучит.
Горсть иных запевок…
Посошок за здравье непременно с братом,
Вспомнив долг крестьянский, помянув о ратном.
Жизнь начинается, бабоньки, ядрёна…
«С лёгким паром, детки!» — Крестится Матрёна.
— С лёгким паром, детки!
Сызмала им любы синь лесов, долины,
Да они и сами, словно из былины.
И, как рек развилки, на руках их вены,
Взгляд, как купол неба: смелый, откровенный…
Словно из былины.
Ах, земля-сестрица, голубые брови!
Сложено и песен, пролито и крови…
Здесь на свет явилось не одно колено,
Потому поём мы с верой, незабвенно
Про старушку Русь.
Отошла на отдых ночь с летнею субботою.
День родился, славя свет, с новыми заботами.
Солнце только что взошло: теплое и рыжее,
Заиграло по траве, по траве невыжженной.
День родился, славя свет.
Распрямила рученьки тонкая рябинушка,
Унесло давно уж цвет журавлиным клинышком.
Голуби, как ангелы, в дом летят играючи,
И нам верится: они сны дарили давеча.
Голуби, как ангелы.
И живущим в трудности, и парящим в праздности
День воскреснул с радостью, не для чёрной разности…
Окропил нас росами, полевою свежестью,
Всех узнал по голосу и приметил с нежностью.
День воскреснул с радостью.
А земля брюхатая тяжела озимыми,
Отогрела хлебушек под снегами зимними.
И разносит детский смех над селом, над городом
Ветерок с пшеничных нив, подзабытый голодом.
Отогрели хлебушек…
Оседлал июнь коня и с рассвета властвует.
Утро нынешнего дня, Господи, да здравствует!
В зеркале вчерашних луж мирных птиц парение.
Окна всех степных станиц вспыхли на мгновение.
Мирных птиц парение…
Заиграла высь небес всеми перламутрами.
За делами славными, за словами мудрыми
Не пристало прятаться и батрацки горбиться.
— Эх, кому казённый дом, а кому и горница!..
За дела за славные…
Травами и молоком так и пахнет с пастбища.
Вон, безусый лейтенант прохромал вдоль кладбища,
Виновато, у плетня, встал, откинув палочку,
Закурил, спугнув кота, плывшего вразвалочку.
Так и пахнет с пастбища…
Мяч тряпичный на лугу запинали мальчики,
Скоро как-то вызрели в поле одуванчики.
Ветер жгучий отсечёт их шальные головы,
Станут стебли, как кресты, откровенно голые.
Ах, шальные головы!
Ровно восемь пятьдесят… Как на нервах стрелочки
Самовар. Молочный чай. Оладьи на тарелочках.
Мама моет малыша и шинель кадетскую
Стелет в ноги, не спеша, с той улыбкой детскою…
Ровно восемь пятьдесят.
Под прохладою крыльца торг идёт продуктами.
С хрипотцою, словно псы, лают репродукторы.
Не кукушка запоёт в полдень над обрывами…
Где-то там — земля в огне вспахана разрывами.
Без умолку верещит, — что случилось с птицей?
Не спокойно нынче там, на родной границе.
Стал с недавних пор такой, климат — злой и порист…
— Будь спокоен, за кордон с хлебом мчится поезд.
Что случилось с птицей?
Под тревожно-голубым, обнажённым небом
Мчится поезд за кордон с нашим, братцы, хлебом.
Где солдату разуметь? Есть приказ и — точка…
Слухи ходят, что войне кончилась отсрочка.
Мчится поезд за кордон…
Обстановка такова — разведёшь руками,
Машут нам из-за реки немцы кулаками.
Толчея и день, и ночь — прибывает войско,
И на ломанном для нас: «Русский Ванька, бойся!»
Толчея и день и ночь…
Тоньше, чем блошиный ус, стал наш мир и нервы,
Но к границе, в стан чужой, всё текут резервы.
Здесь любой мужик решит: дело видно к драке.
В волчьем вое скромно стих сонный лай собаки.
Дело, видно, к драке…
Только ли от топора кровь на плахе Польши?
Нынче в слове — девять грамм, может даже больше.
Не волнует спуск курка, сам стрелок тревожит…
Пепел опыта и мук лишь ошибки множит.
Нынче в слове — девять грамм…
Читать дальше