Ян Костргун - Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы

— И это той даме не нравится.

— Говорит, она его иногда боится.

— Ей бы радоваться, что он в такой форме.

— Понимаешь, эта операция совершенно выбила ее из колеи. Он для нее был всем. А потом в ней что-то надломилось. У вас ей сказали, что опухоль совсем убрать не удалось и она, видимо, будет расти дальше. Что через год-другой его состояние ухудшится…

— Между тем он продолжает жить и даже процветает — это нарушило ее расчеты, — не мог я удержаться от иронии.

Ондра нахмурился:

— Ты к ней несправедлив. Она его любит. Во всяком случае, любила…

— Пока не появился ты.

Я знал, что говорю ему колкости, но я был искренен.

Он проглотил это.

— Да, пока не появился я. Нельзя поставить это ей в вину. Мы были едва знакомы. Но ты не представляешь себе, до чего она была сокрушена, когда узнала, что с ним! Поэтому-то я и обещал оказать ей протекцию у тебя в клинике. А когда потом муж ее там остался…

— Ты, говоря короче, принял на себя роль благородного рыцаря.

— Папа, не надо все время над этим смеяться…

— Вовсе я не смеюсь. Остался у нас в клинике. И что же дальше?

Ондра сидел, прикусив губу. Потом опять заговорил:

— Она была тут совершенно одна. А у меня как раз были кое-какие дела в Праге, по работе. Мне ее было жалко. Я старался ее убедить, что все кончится хорошо. Не думай, что я воспользовался ее положением. И, собственно, единственное, что мы делали, — это прогуливались каждый вечер по набережной…

— Надеюсь, ее это немного успокоило?

Он не заметил, что я его высмеиваю.

— Не успокоило. Она была совершенно убита. Все повторяла, что, если он не переживет эту операцию, она что-нибудь с собой сделает. Не хотела уезжать домой, пока все не разрешится.

Комментариев уже не требовалось. Это была банальная завязка романа.

— После операции ей сказали, что его должны облучать. Она забрала себе в голову, что опухоль злокачественная.

— Видишь, а он взял да и выкарабкался!

— Она стала ездить к нему в Прагу, потому что облучение продолжалось долго. Возвращалась страшно подавленная. Говорила мне, что это уже не он — совсем другой человек…

Я хмыкнул.

— Прежде это была изумительная пара. Он всегда был такой веселый, остроумный. Я чуть ли не завидовал им — так они чудесно жили.

— Я думаю! После такой передряги присмиреет любой светский лев. Для этого иногда достаточно лишиться гривы!

— Понимаешь, она очень красива и культурна…

— К тому же молода. А около нее теперь человек с сомнительными перспективами, — дополнил я.

— Она прилагала столько усилий, чтобы любить его, как прежде. Но, увы, не смогла.

— Я пытаюсь представить себе, как стал бы рассуждать в подобной ситуации. Если бы, скажем, твою маму в молодости постигло нечто подобное.

— Ну, это же несравнимо, папа! — накинулся он на меня. Вы — медики. С вами этого, наверно, и не могло бы случиться. Вы привыкли смотреть таким вещам в корень.

Я сдержанно покачал головой:

— Нет, Ондра. В такой момент не оставляют другого.

— Мне кажется, ты чересчур строг, папа. Не знаешь, что должен переживать человек, не имеющий отношения к медицине. Когда ее муж возвратился домой, она целые недели жила в страхе, что у него опять появятся эти симптомы. Все спрашивала, не болит ли голова, что чувствует. Вдобавок она еще была в положении.

Я замер.

— В положении? А ты…

— Нет, папа, это от него. Тогда мы с ней еще встречались как друзья. О той беременности она мне вскользь сама сказала. Объяснила этим свою повышенную впечатлительность.

Я отодвинул тарелку. Есть как-то вдруг расхотелось.

— Потом решила, что ее прервет, — продолжал он.

— Ну, тут уж я совсем не понимаю! Надеюсь, это не из-за тебя?

— Нет, — произнес он неуверенно. — Во всяком случае, не думаю… Я знаю, что она даже советовалась в клинике, правильно ли они поступят, если сейчас будут иметь детей. Кто-то из врачей сказал, что лучше подождать.

Я уже был по горло сыт этим романом. Итка права — я не психолог и не настолько долготерпелив, чтобы вникать во всякие эмоциональные перипетии. И Митя укорял меня, что я не в состоянии понять всей сложности человеческих отношений. Я сделал над собой усилие. Митя-то потому и отдалился от меня в студенческие годы. А тут мой сын. Он ждет, что я ему помогу советом. Выглядит как после болезни — бледный, похудевший.

Я постарался говорить спокойно:

— Как далеко это у вас зашло, когда она решила прервать беременность?

— Не было между нами ничего, уверяю тебя. Только потом, много позднее, когда муж окончательно пришел в норму. Он уезжал время от времени в Прагу — на освидетельствования.