Карсон Маккалерс - Часы без стрелок

Джестеру надоело стоять в убогой кухоньке, где нельзя было повернуться, и Шерман это почувствовал, но гордыня не позволяла ему уступить, и они отправились в спальню. Шерман показал стоявший у стены сундук.

— Сундук, — сообщил он, хотя это было видно невооруженным взглядом, — где мы держим наши ценности. — Он поспешно добавил: — Зря я вам это сказал…

Джестер, конечно, обиделся, но промолчал.

В комнате стояли две односпальные кровати с розовыми покрывалами. Шерман почтительно погладил одно из них. — Настоящая вискоза. — Над каждой из кроватей висело по портрету: один — пожилой негритянки, другой — темнокожей молодой девушки: мать Зиппо и его сестра. Шерман все поглаживал покрывало, и эта черная рука на розовом фоне почему-то нагоняла на Джестера жуть. Сам он не решался притронуться к шелку — ему казалось, что, если он нечаянно коснется этих темных пальцев, его ударит током, как от электрического угря, поэтому он осторожно положил руки на спинку кровати.

— Сестра Зиппо — хорошенькая, — заметил Джестер, думая, что Шерман ждет его отзыва.

— Послушайте, Джестер Клэйн, — сказал Шерман, и, хотя тон его был суров, Джестер почувствовал какую-то волнующую дрожь оттого, что тот назвал его имя, — если вы когда-нибудь, когда-нибудь, — голос Шермана хлестал его, как бич, — если вы когда-нибудь позволите себе хоть намек на похабную или грязную мысль о Сандрильоне Муллинс, я подвешу вас за пятки, свяжу руки, разожгу огонь у вас под головой и буду любоваться, как вы жаритесь.

От неожиданности этого выпада Джестер еще крепче вцепился в спинку кровати.

— Да я ведь только…

— Молчать! Молчать! — закричал Шерман. И добавил тихо и жестко: — Мне не понравилось выражение твоей рожи, когда ты смотрел на портрет.

— Какое выражение? — растерянно пробормотал Джестер. — Вы мне показали портрет, я на него посмотрел… Что мне было делать? Плакать?

— Еще одна такая шуточка, и я вас подвешу на сук и буду так медленно жарить, как никому и не снилось. Притушу огонь, чтобы горел подольше и не гас.

— Почему вы говорите мне такие гадости, ведь вы меня почти не знаете?

— Когда речь идет о добродетели Сандрильоны Муллинс, я разговариваю только так.

— Вы что, влюблены в эту Сандрильону Муллинс? У вас к ней страсть?

— Еще один нескромный вопрос, и вы будете жариться в Атланте.

— Чепуха! — сказал Джестер. — Кто вам позволит? Тут уж вмешается закон.

Это заявление показалось обоим очень внушительным, но Шерман все же проворчал:

— Я лично включу электрический ток и постараюсь, чтобы он шел как можно медленнее.

— По-моему, весь ваш разговор насчет казни на электрическом стуле и поджаривании просто ребячество. — Джестер сделал паузу, чтобы нанести удар почувствительнее. — В сущности, я подозреваю, что у вас просто бедный запас слов.

Шерман почувствовал удар.

— Бедный запас слов? — заорал он, дергаясь от гнева, потом долго молчал и, наконец, воинственно сказал: — Что значит слово «стигийский»?

Подумав, Джестер вынужден был признаться:

— Не знаю.

— …и эпизоотический и патологинический? — Шерман как одержимый швырял в Джестера все более замысловатые слова.

— Патологинический, по-моему, это что-то насчет болезней…

— Ничего подобного, — сказал Шерман, — я только, что его выдумал.

— Выдумал? — возмутился Джестер. — Но это же нечестно выдумывать, если проверяешь запас слов!

— В общем, — заключил Шерман, — у вас, ограниченный и довольно вонючий запас слов.

Джестер чувствовал, что он должен доказать богатство своего словаря: он, тщетно пытался придумать слово подлиннее, но не мог ничего изобрести.

— Госспаси, — сказал Шерман, — давайте поговорим о чем-нибудь другом. Хотите, я подслащу вам «Калверта»?

— Подсластите?

— Ну да, тупица вы несчастный!

Джестер отхлебнул виски и чуть не подавился.

— Оно какое-то горькое и горячее…

— Когда я говорю — подсластить, неужели вы, бестолковая башка, думаете, что я положу в виски сахар? Ей-богу, мне кажется, что вы просто с Марса свалились.

Это выражение Джестер тоже решил запомнить будущее.

— Сегодня прямо не ночь, а ноктюрн, — сказал Джестер, чтобы показать богатство своего словаря. Вам, конечно, повезло, — добавил он.

— В том, что у меня такая ка-ве?

— Да нет, вот я думал… вернее сказать, предавался размышлениям о том, какое счастье знать, кем ты будешь в жизни. Если бы у меня был такой голос, как у вас, мне бы не над чем было ломать голову. Не знаю, отдаете ли вы себе в этом отчет, но голос у вас золотой… а вот я — человек бесталанный, не пою, не танцую, и единственное, что я могу нарисовать, это елку…