Аркадий Лапидус - Любимец Израиля. Повести веселеньких лет

– Если этот амбал сиганёт на мой матрац, мне – крышка! Второй инфаркт обеспечен! – жаловался химик.

Он сидел около Вия, и я ему очень даже сочувствовал.

Но не всё так мрачно оказалось.

Для меня!

Где-то в конце последней недели, когда слишком сильно надоело стараться не стараться, я закрыл глаза и увидел ангела – бесполую голую задницу с крылышками. Видение было такое чёткое и безнадёжное, то я наконец-то от души плюнул на это дело.

И тут вдруг всё тело мелко так завибрировало каждой клеточкой и стало лёгким как пушинка. Ещё секунда и…

Нет, не воспарил я!

Слишком испугался и пришёл в себя!

Очень уж необычное видение и ощущение!

– Ты знаешь, левитация, наверное, не выдумка, – сказал я химику. – Эти их прыжки – ерунда по сравнению с тем, что почувствовал я. Ещё чуть-чуть и я бы просто плавно поднялся от пола и завис.

– Серьёзно? – не поверил страдалец.

– Клянусь памятью мамы и папы!

– Вот чёрт! А у меня нет даже намёка…

Так мы и расстались. И хотя я больше никогда не испытывал того предполётного кайфа, но непроизвольные дрыжики и жуткие подпрыгивания тело освоило, и здоровье заметно улучшилось.

Перед отлётом в Израиль я особенно упорно и мощно ёрзал в набитом багажом чулане, чем сильно напугал случайно заглянувших провожающих гостей.

– Что с ним? – бросились они к жене.

– Йог! Энергию накачивает! Для полёта! – успокоила их моя красавица и, радостно улыбаясь, продолжила накрывать прощальный стол.

Я понимаю, жизнь прожить – это не пустячок какой-нибудь, но вы посмотрите на эту рожу! У него как будто бы всё время пердун под носом сидит. И он уверяет, что это типичный классический еврейский габитус. То есть – внешний вид!

– Что у тебя в доме есть самое тяжёлое, чтобы сразу убить? Чтоб ты не мучился! – говорю я ему.

– Жизнь тяжёлая… – немного оживает он и сразу же возвращается к своему габитусу.

– Я понимаю, денег у тебя впритык, концы с концами еле-еле сводишь, но как у меня денег нет, так чтоб у тебя так никогда не было! И ничего! Улыбаюсь!

– У тебя габитус нееврейский.

– У меня? Да ты на мой профиль взгляни! Паспорта не надо!

– Всё равно. Ты – полукровка.

– Ну, ладно. Пусть! Но всё же я тебя не понимаю. У тебя что-нибудь болит?

– Нет.

– Крыша над головой есть?

– Да.

– Ты голодный?

– Нет.

– Срам прикрыть есть чем?

– Да.

– Что ж у тебя морда такая?

– Габитус!

– Да плюнь ты на свой габитус! Скажи чи-из!

– Чи-из…

– Господи, ещё хуже! Может, действительно это врождённое? О! Улыбается! Помер… Ах, мой милый габитус, габитус, габитус! Ах, мой милый габитус – всё прошло, прошло…

Все мы подлежим эмиграции. Не за кордон – так на тот свет. Потому как не всякое движение – жизнь, но всякая жизнь – движение! А смерть… Тут я категоричен: и в смерти – жизни есть рассвет, а в жизни – смерти нет!

Так вот, жить в Алма-Ате мне и моей семье стало не на что. Да и националистическое безумие достало до самых печёнок. Для жителей околоалмаатинского мира поясняю, что это в Казахстане, что, в свою очередь, в СНГ, что, в свою очередь, в бывшем СССР, который многие знали только по одному слову: «Россия», хотя это – голимая (то есть сплошная) Средняя Азия. Жена уже год не работала – зарплата стала такой, что не покрывала расходов на поездки на работу и набойки на обувь, а я бегал по школам, получал шесть с половиной ставок, и этого хватало семье на три недели только покушать. И это я ещё получал по почти высшей категории. Оставшуюся неделю семью кормил и оплачивал квартиру, телефон и свет сын-студент. Он брал саксофон и, играя, просил подаяние на грязных улицах, базарах и барахолочках. Рядом с ним на каждом шагу можно было увидеть и первую скрипку Госоркестра, и кандидата наук, и вообще интеллект торговой братии вырос, как минимум, наполовину.

Я тоже иногда поднимался с гитарой на Кок-Тюбе (горка с маленькими ресторанчиками) и пел. Тоже своего рода попрошайничество. Ну и в ресторанчике уже где-то перед отъездом пришлось поработать.

Кому только я не пел! Генералам и полковникам милиции и национальной безопасности, мафиозникам и бандитам всех рангов и, представьте себе, иногда просто хорошим людям. И такое бывало. Но всё реже и реже. Таких жизнь выдавливала. Кого – на барахолку, кого – на тот свет, кого – за кордон. Я выбрал – за кордон! В Израиль! Это было самое реальное. При нашем отсутствии присутствия денег. Тем более, что мой отец, который до самой своей смерти меня поддерживал, и тут, за гробом, подставил свою добрую, тёплую ладонь – он был ЕВРЕЕМ.