Аркадий Лапидус - Дырка от бублика 2. Байки о вкусной и здоровой жизни

– А? – спросил я растерянно.

– Два! – передразнил двойник и начал массировать правую кисть руки. – Раз… два… три… четыре… пять! Пять снов, как матрёшка в матрёшке! А может, и не снов… Тут такая чертовщина! Ты уже пятый раз входишь и исчезаешь. Давай, помогай! Пиши! У меня уже судорога пальцы сводит.

– Пять раз?

Я помнил только нашу первую встречу.

Кухня начала зыбиться и таять.

– Вот ёрш твою в клёш! – выругался двойник и, схватив меня за руку, толкнул к стулу.

Ничего не соображая, но следуя интуиции, я вцепился в ручку и пачку листов, и… И всё вокруг опять прояснилось и приобрело материальную объёмность и вес.

Решительность и деловитость двойника сразу напомнили (о чём я уже и в первую встречу начал догадываться), что двойник-то двойник, да не совсем. Впрочем, даже наш мозг состоит из двух полушарий и нескольких долей. Два в одном – не секрет, а у некоторых и три, и пять, и… И никакой клинической шизофрении, так как никто друг другу не мешает и никто никого не старается задавить своим шовинистически недозрелым “я”, хотя диспуты бывают подчас и лютые…

С определённого места биография двойника сошла с предназначенных ему рельсов и провалилась в стандартно-бытовую колею. Приехав в Израиль, он за два года предынсультной зубрёжки освоил-таки азы “родного” иврита (значит, можно, если не считаться с ценой!) и, чудом подтвердив лежащий лет тридцать без дела диплом фельдшера-лечебника, работал медбратом. Но ничего не писал! Это лишь только особо наивные думают, что писать что-то приличное можно между делом и между прочим, и никакого времени и особых затрат и усилий на это не нужно. Ещё как нужно и ещё как не между прочим, а положив на это жизнь! Но зато всё, что было, всегда с тобой и смысл бытия ощущается! Тем более что настоящее складывается из прошлого и лишь на мгновение из постоянно превращающегося в прошлое будущего. Поэтому понятно, почему физически вполне сносная и внешне спокойная жизнь двойника проходила зря. Когда счастливые от материальной стабильности и предсказуемости жена и тёща сначала выбросили все его рукописи, а потом выдернули “чудика” из петли и поместили в дурдом, он окончательно утвердился в мысли, что дальше так жить нельзя. Да и не нужно!..

После выхода из психлечебницы несчастный всю свою божью потребность в творческом бытии направил на сбор ядов. Смешивая их, он проверял убойный эффект на… на братьях наших меньших! И когда не только крысы, но и беспризорные кошки начали стабильно валиться замертво даже при мимолётном знакомстве с адской смесью, он принял душ, одел всё чистое и почти новое и… и оказался у меня на кухне, а жизнь опять приобрела свой вкус и смысл.

Пока я это всё вспоминал, входная дверь заскрипела, и я открыл рот от изумления. Вместо премилого и миролюбиво бесполого дымного колечка или дырки от бублика со двора в кухню, сладко потягиваясь, вплыла и направилась к холодильнику угрожающе огромная сисястая обезьяна с вполне приличными мужскими гениталиями.

– Красавица! – причмокнул двойник. – Или красавчик!

Обезьяна (или обезьян) зыркнула в нашу сторону и, кокетливо пошевелив надбровными дугами, осклабилась, после чего начала чудовищно и многократно зевать, а я тут же вспомнил, как она возникла из дырки в одно из выпавших из памяти посещений. Да и как можно было забыть тот кошмар, который предшествовал её появлению! Вся дарвинистическая эволюция с обилием рождений и смертей, слизи, крови и всяких других дурно и специфически пахнущих жидкостей и клеточных формирований прошла перед нами и через нас, и натерпелись мы предостаточно. И хотя дырка опять объясняла это какими-то сбоями, но я уже тогда сильно засомневался в этом. Чтобы Бог так беспрекословно подчинялся каким-то программам, которые он сам и наворотил, – это было слишком.

– Какой-то странный у нас Бог, – сказал я как можно тише и покосился в сторону обезьяны, достающей из холодильника мороженое.

– Сранный! Сранный! – тут же опять игриво улыбнулась обезьяна. – Вылитый вы, любимчики! В ваше очередное гипергомосексуальное время! Всё для вас, всё для вас! Какие вы – в таком виде и я! Боже мой, до чего же спать-то хочется! Охо-хо-хох!..

Я вздрогнул и развёл руками. Неслучайность происходящего начала подтверждаться.

– Что ты от него хочешь? – раздражённо буркнул двойник. – Обезьяна – она и есть обезьяна!

– Не просто обезьяна, а образ переходного звена от обезьяны к человеку, – сказал Бог и аккуратно положил в свою хоть и переходную, но ещё очень обезьянью пасть ложечку мороженого, после чего очень деликатно пошевелил челюстями, смакуя её.