Фэнни Флэгг - О чем весь город говорит

– Ох ты! По-моему, он просто молодец.

– Возможно, но я бы предпочла что-нибудь такое, чем можно пользоваться сейчас. Что проку от участка? Когда настанет время, я уже не смогу оценить всей прелести подарка.

Тетя Элнер засмеялась.

– Смейся, смейся, только, по-моему, в смерти нет ничего забавного.

– Дорогуша, не теряй чувства юмора. Смерть – всего лишь часть жизни.

– Но часть серьезная и страшная, я ее боюсь.

– Да, серьезная. Потеря любимых – тяжелейшее испытание, через которое проходит человек. Именно поэтому, я думаю, Господь наделил нас чувством юмора. Иначе от горя все бы умерли, согласна?

– Не знаю, возможно… Но не могу ничего с собой поделать. От одной мысли мурашки по коже.

– Все мы, душенька, когда-нибудь умрем.

– Но я не хочу умирать! И тем более думать о смерти, своей или Мэкки, в день нашей годовщины.

– Мало кто хочет умереть, но этого не избежишь. Что до меня, я готова отойти, когда Он сочтет это нужным.

– Тетя Элнер… Ну вот ей-богу же… Я потеряла маму с папой, и если еще ты умрешь, я тебе этого никогда не прощу. И даже позову Тотт Вутен тебя причесать.

Элнер рассмеялась:

– О нет, тогда уж лучше я еще поскриплю. Я не хочу в гробу выглядеть, как Ида.

Норма и сама не удержалась от смеха:

– Это ж надо – сделать начес с одного боку!

– Хорошо, что Ида не могла встать, она бы нас обеих убила.

– Но Тотт считала, что сотворила шедевр. Все прощание меня просто трясло. Люди подойдут к гробу, глянут и…

– Да знаю, я ж там была. Бог с ней, с Тотт. У нее свои достоинства. К несчастью, парикмахерское искусство не в их числе.

– Уж это точно! – От смеха Норма икнула.

– Будем надеяться, она уйдет на пенсию раньше, чем мы помрем. Иначе нас похоронят с начесами.

Норма повесила трубку и салфеткой отерла глаза. Настроение исправилось. Тетя Элнер права – Мэкки сделал прекрасный подарок. И очень забавный, если вдуматься. Другим женщинам дарят рубины и жемчуга, а вот ей преподнесли кладбищенский участок.

В полдень после пасхального воскресенья завыли сирены. Внезапно голубое апрельское небо обрело мерзкий темно-зеленый оттенок, поднялся вихревой ветер. Мерл Уилер первым увидел серый завинченный столб и заорал:

– Торнадо!

Потом раздался грозный рокот, и смерч, изрыгавший кровельную дранку, куриные клетки, шезлонги, пронесся через город, после чего взобрался на холм и утащил корзины с белыми лилиями, прихватив щепки от разломанной им старой кладбищенской арки. Затем пала зловещая тишина, которую вскоре нарушили гудки пожарных машин и стрекот телевизионных вертолетов.

Обитатели «Тихих холмов» замерли в тревоге за родных и друзей, проживавших в городе. Прислушиваясь к устрашающим звукам, они были уверены, что вскоре их ряды пополнятся многочисленными жертвами торнадо. Уилл Шимфизл весь извелся от беспокойства за жену:

– Господи, хоть бы она успела укрыться в погребе!

К счастью, соседка Вербена вовремя предупредила Элнер, и та вместе с котом и бельчонком, жившим в обувной коробке, благополучно отсиделась в подвале.

Шли дни, однако новички на кладбище не появлялись, и старожилы его облегченно вздохнули.

– Значит, никто не погиб, – сказал Джин. – Ну слава богу.

Да, человеческих жертв не было, но торнадо снес старую водонапорную башню и разметал трейлер-парк, превратив его в заваленный газовыми баллонами пустырь, на котором маячили тридцать четыре бетонные заплатки – основания под фургоны.

Многие горожане тотчас изъявили готовность приютить лишившихся крова людей. Но этот добрососедский жест имел одну единодушную оговорку: «Мы примем кого угодно, кроме семьи Григз».

Родители еще туда-сюда, но всех отпугивал сынок. Одиннадцатилетний Лютер Григз, отпетый хулиган, твердо стоял на пути превращения в оперившегося малолетнего преступника. Он уже дважды поджигал школу.

За неделю все бездомные семьи получили временные пристанища. Осталось одно семейство. Григзы надумали вернуться в Западную Вирджинию, но решили, что сыну их лучше закончить учебный год в элмвудской школе.

– Я не буду жить со старухой, – заявил Лютер, с пакетом пожертвованной одежды стоя на крыльце дома Элнер Шимфизл.

– Дело скверное, ибо только она согласилась тебя взять, – сказал раздосадованный Мерл Уилер, председатель комитета по расселению. – Так что помалкивай.

Элнер открыла входную дверь:

– Здравствуй, малыш. Входи и чувствуй себя как дома.