Фэнни Флэгг - О чем весь город говорит

К 1960-му продукцию Сыроварни «Сладкий клевер» знали в шести штатах. Ферма, дававшая жителям рабочие места, стала истинной гордостью города.

На торжественном обеде в Цинциннати Гленн Уоррен, участник слета магазинных владельцев, спросил мистера Сокуэлла из Литтл-Рока, Арканзас, слышал ли он о масле «Сладкого клевера».

– Конечно, – ответил тот. – В нашей округе им торгуют все местные магазины. Жена покупает молоко и сыр с этой фермы… А что?

– История сыроварни началась в моем родном городе.

– Вот как? Хм.

– Да, ее основал некий швед Нордстрём. Мой отец был с ним очень дружен.

За множество добрых дел Андер и Беатрис пользовались всеобщей любовью. В 1949-м они учредили студенческую стипендию и финансировали строительство городской больницы.

Андер неоднократно вносил залог за Джеймса Вутена, вызволяя его из кутузки. На пятый раз Тотт сказала:

– Андер, спасибо, конечно, но больше не надо, пускай сидит… Он все равно возьмется за старое.

Так оно и случилось.

Линда, дочь Нормы Дженкинс, посещала танцшколу Дикси Кахилл. Тотт Вутен тоже записала туда свою дочку Дарлин, но вскоре Дикси ей позвонила и посоветовала забрать девочку.

– Танцовщицы из нее не выйдет, – сказала она. – Жалко тратить деньги, заработанные тяжким трудом, на то, что никогда не окупится.

В октябре 1963-го скончался мэр Тед Нордстрём, на похороны пришло больше двухсот человек. Во время погребальной службы Катрина не спускала глаз с Ингрид, приехавшей из Техаса. Город тяжело переживал утрату, но переход Теда на «Тихие луга» прошел легко. Там ему были рады, и сам он не чаял повидаться с родными.

– Подумать только, мисс Бимер, – сказал Тед, – нынче я встретился и с мамой, и с сыном.

Воссоединение с отцом успокоило Джина, теперь он не боялся, что его забудут.

– Слушай, пап, – сказал он, – что-то я давно не видел Мэрион и Дену. Как они там?

– У них все хорошо, сынок. Дело в том, что Мэрион уехала домой. По-моему, кто-то из родных ее захворал. Потом она отправилась в Нью-Йорк, где получила денежную работу в шикарном универмаге… как же его… Терта знает… А Дену просто не узнать! Мэрион прислала ее фото, которое поместили в журнале «Севентин». Совсем взрослая девица!

Джин улыбнулся: у дочки полно своих забот, как у него в ее возрасте.

На ближайшем заседании городского совета Гленна Уоррена назначили мэром.

– Я прям не знаю, ребята, – сказал он. – Такая ответственность. Может, проведем выборы?

– Да ладно тебе, – отмахнулся Мерл Уилер. – Ты – лучший друг Теда. Давай впрягайся.

Деваться некуда. Гленн согласился.

Когда он пришел домой на обед, жена Ола с порога его приветствовала:

– Наше почтение, мэр Уоррен!

– Откуда ты знаешь? И часа не прошло.

Ола рассмеялась:

– Вербена Уилер позвонила.

– Вот уж сорока-то болтливая! Невтерпеж ей!

– Верно сказано.

Да уж, для Вербены Уилер этакая новость – что горячий уголек в ладонях, долго не удержишь. К двум часам дня весь город знал, что Гленн Уоррен – новый мэр.

А на «Тихих лугах» природа затевала впечатляющие постановки. Вот давеча с ветки сорвался огромный ястреб и, взмахивая крыльями, что в ярком лунном свете казались белоснежными, сделал круг над холмом, а потом улетел в долину.

Вскоре в эти спектакли вписались реактивные лайнеры, проплывавшие в темном ночном небе. Удивительно, сколько их было, больших и малых самолетов, мигавших красно-белыми огоньками.

Один покойный фермер-норвежец, впервые увидевший самолет, спросил внука:

– Хочешь сказать, внутри этой штуки живые люди?

– Да, дед. Я на таком летал из Сент-Луиса в Нью-Йорк.

– И что, ты словно в утробе птицы?

– Нет, самолет здорово шумит и не машет крыльями.

– А как же он летит-то?

– Понимаешь, ты забираешься в этакую трубу, похожую на длинный узкий автобус. Находишь свое место, пристегиваешься ремнем, и тут начинают реветь двигатели. Потом самолет выезжает на дорожку, что есть мочи разгоняется, и оглянуться не успеешь, как земля далеко внизу, а ты – в облаках и летишь, куда тебе надо.

– Ух ты! – завистливо вздохнул паренек, умерший в 1923-м.

– Симпатичная девушка приносит тебе орешки и напитки, а потом – раз-два, и ты опять на земле, но уже за сотни миль от места, где сел в самолет.

– А высоко он забирается?

– На тысячи футов.

– Мать честная! И что же эти дураки еще-то удумают?