Николай Крыщук - Пойди туда – не знаю куда. Повесть о первой любви. Память так устроена… Эссе, воспоминания

Недаром и в пору своих отношений с Ахматовой, в которых он по своей привычке довольно регулярно дает отчет жене, Пунин долго не решается расстаться с Галей окончательно. «Вы спрашиваете меня, хочу ли я по-прежнему (то есть после Вашего письма) жить с Вами. Да, да, да; не только жить, но беречь Вас и уберечь от всего, что в жизни есть страшного. Вы не хотите это считать любовью, ну, не считайте, для этого, конечно, есть большие основания, но все-таки „да“ есть „да“. Разумеется, это странное „да“, но сама-то жизнь разве не странная, не насквозь – противоречие». С Ахматовой, как Пунин признается в этом же письме, он выходит в какую-то стихию, которую ему давно хотелось чувствовать. Но, вероятно, эти две потребности в нем равно сильны и непримиримы.

В 24-м году, когда жена с дочкой уехали в Немиров-Подольский, Пунин вдруг начинает чувствовать «почти физическую тоску» и тревогу. «Я обещал им приехать на две недели в середине июля. И вот я, которому дана была свобода одиночества и свобода всегда видеть Ан., вдруг тайно стал с нетерпением ждать, когда я смогу поехать к нашим. Ан. это заметила и холод мой к ней, неизбежный от всего этого, тоже почувствовала – были тягостные дни, от которых я устал и еще больше стал желать отъезда».

Об отношениях Пунина и Ахматовой можно бы написать книгу. Здесь есть все, чем питается обычно воображение романиста: страсть, измены и благородство, высокое напряжение и исполненные не меньшего напряжения бытовые конфликты в духе Достоевского.

В Ахматовой Пунин встретил то, о чем ему мечталось и чего ему не хватало в других женщинах или что проявлялось в них лишь эпизодически и по частям, не в такой полноте и совместности, как у Ахматовой.

С самого начала, впрочем, чувствуется некоторая неравноправность еще только складывающихся отношений. Получив записку Ахматовой, в которой она приглашает его прийти в студию Гумилева «Звучащая раковина», Пунин был «совершенно потрясен ею, т. к. не ожидал, что Ан. может снизойти». Довольно быстро он пытается перейти в обращении к ней на «ты», она продолжает держать дистанцию на «Вы». Пунин сам себе не верит: «Ты ли это, наконец, моя темная тревожная радость?» Но если бы только «темная»! Она еще и «легкая, простая, веселая».

Иногда ему кажется, что живет из последних сил, что любовь началась столь трудно, что уже преждевременно и погибла. Но это состояние длится недолго.

Ощущая «божественное напряжение», он чувствует вместе с тем «духовный холод ее полета» и близость смерти; не страшно, но одиноко и сиротливо: «…всему, что близ меня, холодно; всему, даже вещам, одиноко и сиротливо. Что это?».

Действительно, что это? То ли свойство ее натуры, в которой, однако, присутствует при этом и некое ангельское начало: «Не скажу – лицо ангела, но лицо крыла ангела». То ли с самого начала он чувствует, что ее отношение к нему далеко не равно силе его любви. Но прежде догадки о ее нелюбви она превращается в его воображении в некую беззаконную комету, в Кармен, что, конечно, только способствует разгоранию чувства: «…знаю, что никогда не буду владеть тобой до конца, и не бьюсь об это».

А может быть, он понимает, что не способен поднять такие отношения, ведь «неповторимое и неслыханное обаяние ее в том, что все обычное – с ней необычно, и необычно в самую неожиданную сторону; так что и так называемые „пороки“ ее исполнены такой прелести, что естественно человеку задохнуться; но с ней трудно, и нужно иметь особые силы, чтобы сохранить отношения, а когда они есть, то они так высоки, как только могут быть высоки „произведения искусства“».

В этом смысле Ахматова, должно быть, и похожа на Даму Луны, но тут случай значительно более сложный. От такой любви не спрячешься в созерцательное воображение и ностальгию. К тому, же иногда ему кажется, что с Ан. можно зажить и простой семейной жизнью: «Скажешь – „спички“, Анна, я согласен и на „спички“ с тобою, если хочешь, так даже хочу этого с тобою, чтобы не „парадная“, не какая-нибудь, а простая земная любовь с тобою». Ахматова и в этом, правда, осторожнее и трезвее его. В разговорной книжке: «П. Будем вместе, только бы вместе. А. Что ты, Котий, ведь ты же меня немедленно разлюбишь».

Рыцарственность Пунина по отношению к возлюбленной сочетается с готовностью рабски покоряться ей, но рядом с этим романтическим набором еще и чувство человеческой (нечеловеческой) близости. Пунин: «Такая нечеловеческая близость… Так дружны еще никогда не были». Ахматова: «Ты иногда мне ближе, чем я сама себе». И никто из них не обманывается исключительной духовностью отношений, оба испытывают страсть и желание физической близости. С одной стороны, ее «губы священны» и он готов целовать следы ее ног, с другой – «помню, как руку, тебя».