Геннадий Бурлаков - Приемный покой. Книга 1-1. Покой нам только снился

А за окном моей комнаты общежития гудел ресторан. С момента получение зарплаты его коллеги по шахте туда заходили, садились, — и выходили не через день или два, а когда у них заканчивались деньги. А это могло быть с их-то заработками на то время чаще всего через 2–2.5 недели. Шли в общагу и "стреляли" у меня, врача, самые дешевые сигареты. Очередные кандидаты на похороны "в складчину".

Поступает из операционной после очередной операции в палату интенсивной терапии (читай: реанимации) больной. Этот больной пролежал у нас уже несколько недель, неоднократно переводился в хирургическое отделение, так у него состояние ухудшалось, его брали снова на стол, после чего опять спускали к нам.

С поступлением больного для нас наступают обычные рабочие условия, а для него достаточно необычные условия существования. Более всего приносит неудобства тот факт, что в палаты реанимации не может пройти ни один родственник, ни сотрудник, ни собутыльник. Наступают "черные" дни впервые в жизни вынужденного воздержания от алкоголя.

Каждый переносит это по-своему. Кто-то ловит вокруг себя, на себе и окружающих различных насекомых (мух, бабочек, жуков, тараканов и пр.), кто-то становится крайне агрессивным, кто-то сопротивляется лечению. Были и такие, что выпивали все из всех флаконов, что находили на своей и соседской прикроватных тумбочках в надежде найти похмел. Прятались от своих видений под одеяло, под кровать, просили — просто заклинали, — спасти их от воображаемой опасности.

Но доброжелательными и добрыми никто не становился, к сожалению.

Такие состояния наступают уже после 2–4 суток воздержания от алкоголя, а этот больной провел у нас уже несколько недель. Неоднократно осмотрен психиатром, сомнений в диагнозе алкогольного делирия нет никаких. Ему бы в общую палату попасть к таким же, как он и приходящим собутыльникам, да только состояние не позволяет.

А сам оказался из категории тех, кто в таком состоянии не хочет лежать, и все ему мешает, и везде ему надо докопаться… И повадился он трубки все из своего тела выдергивать, которые сочтет лишними: то иглу из вены, то катетер из мочевого пузыря. Пришлось, как и других "белочек" его привязывать. Но в таком состоянии эти больные почему-то на фоне убавления мозгов прибавляют в той изощренности, с которой они избавляются от всех "привязок". Бывает спеленаешь его как новорожденного младенца, и только отвернулся, как он уже вновь развязался. Объяснения, понятно, не действуют.

Во время последней операции по каким-то причинам не сходилась рана, — то ли кишечник газами раздуло, то ли что-то еще, — и пришлось хирургам временно вшить кусок марли, чтобы не оставлять кишечник открытым. Картинка, конечно, не для слабонервных: почти вся передняя брюшная стенка представляет собой большой многослойный кусок марли, из которого и по сторонам от которого выведено большое количество резиновых трубок — дренажей. А также куча венозных катетеров в различных венах, катетер в мочевом пузыре.

Ну, привязали его на совесть, — чуть ли не каждый палец и волосок на руках и ногах по отдельности. А также поперек и крест-накрест таз, живот и грудь. На мой взгляд, ни один разведчик не смог бы развязаться. Еще и "пригрузили" медикаментами.

Но, как выяснилось, только не в состоянии алкогольного делирия.

Заходит через несколько минут мой напарник-реаниматолог, и видит, что наш "спеленатый" стоит рядом с койкой без единой трубки, без единого катетера, показывает на марлю и зовет его:

— Слышь, мужик! Помоги! А то я никак не пойму, как этот пояс снимается.

Надо было видеть реакцию доктора: в прыжке через всю палату как в фильмах-боевиках он достигает больного и всем своим весом наваливается на него и заваливает на кровать.

Вы, читатели, конечно, можете много рассуждать о гуманности, об индивидуальных постах у постели тяжелых больных. Но понять доктора можно только с позиции, что достаточно сейчас нарушить целостность этой марли, и весь кишечник окажется на полу. И дело не в ответственности, а хотя бы в том количестве работы, которую уже проделали с этим больным и сколько еще прибавится.

И самое прекрасное чувство испытываешь с этими больными, когда передаешь их назад в отделение! Наша работа закончена, — мучайтесь дальше с ним сами.

Много и неоднократно приходится сталкиваться с тем, что многие люди представляют нашу работу как развлечение, как что-то такое эфемерное, с чем мы легко и просто проходим по жизни.