Джесси Бёртон: Муза

– На сегодня все, Харрис. Спасибо, – поблагодарила она старика.

– Всю неделю вас не было, мисс, – ответил он.

– Э… очередной отпуск.

– Отдыхали где-то в хорошем месте?

– Нет. – Квик на мгновение пришла в замешательство. – Просто была дома.

Внимание портье переключилось на меня.

– Что-то не похожа на ту, прежнюю, – сказал он, склонив голову набок. – А мистер Рид знает, что у вас тут черномазая?

– Это все, Харрис, – сдавленным голосом проговорила Квик.

Портье пронзил ее недовольным взглядом, оставил тележку и попятился к выходу, напоследок уставившись на меня.

– Харрис, – сказала Квик, когда он ушел, причем с такой интонацией, словно само его имя служило достаточным объяснением. – Потерял руку в битве при Пашендейле [10]. Отказывается уходить на пенсию, а ни у кого не хватает духу его выгнать.

Слово, произнесенное портье, повисло в воздухе. Квик встала и подала мне тарелку с тележки.

– Если не возражаете, можно поставить ее на письменный стол.

Другую тарелку Квик отнесла на свою сторону стола. Она обладала стройной маленькой спиной, с торчащими, словно пара плавников, лопатками. Бутылка была открыта, и Квик налила нам по бокалу.

– Очень хорошее вино. Совсем не то, которым мы потчуем посетителей.

Вино забулькало громко, празднично и по-бунтарски, как будто Квик среди бела дня наливала мне чудодейственный эликсир.

– Ваше здоровье, – быстро сказала она, поднимая бокал. – Надеюсь, вы любите камбалу.

– Да, – ответила я, хотя никогда этой рыбы не пробовала.

– Итак. Как отреагировали ваши родители, узнав, где вы теперь работаете?

– Мои родители?

– Они вами гордятся?

Я пошевелила пальцами ног, сдавленными обувным заточением.

– Мой отец умер.

– Ох.

– Моя мать так и живет в Порт-оф-Спейн. Я единственный ребенок. Возможно, она еще не получила моего письма.

– Вот как. Должно быть, вам обеим приходится нелегко.

Я подумала о матери, о ее вере в Англию – место, которое ей так и не суждено было увидеть. Подумала об отце, призванном в ВВС Великобритании и сгоревшем в облаке пламени где-то над Германией. Когда мне было пятнадцать, премьер-министр Тобаго провозгласил, что будущее детей с островов находится в их школьных ранцах. Моя мать, готовая на все, чтобы моя жизнь сложилась иначе, чем у них с отцом, поощряла меня к самосовершенствованию. Однако к чему были эти усилия, если после обретения страной независимости всю нашу землю распродали иностранным компаниям, вкладывавшим прибыль в экономику своих стран? Что нужно было делать нам, молодым, если, запустив руку в свои ранцы, мы не обнаруживали там ничего, кроме шва, расходящегося под тяжестью наших учебников? Нам только и оставалось, что уезжать.

– С вами все в порядке, мисс Бастьен? – спросила Квик.

– Да, я приехала сюда с подругой, Синт, – ответила я.

Мне вовсе не хотелось в подробностях вспоминать о Порт-оф-Спейн, о доске с именами погибших, о пустом участке на кладбище Лаперуз, который мама все еще держала для отца, о католических монахинях, воспитывавших меня, росшую с непреходящим чувством скорби.

– Синтия помолвлена, – проговорила я. – Скоро выйдет замуж.

– Вот как.

Квик ножом приподняла небольшой кусок камбалы. У меня возникло странное чувство, что я сказала слишком много, хотя практически не проронила ни слова.

– И когда же?

– Через две недели. Я подружка невесты.

– И что тогда?

– В каком смысле?

– Ну, вы останетесь одна, не так ли? Она ведь съедется с мужем.

Квик всегда избегала обсуждения фактов своей жизни, стараясь при этом докопаться до самого сокровенного в жизни собеседника. Она ничего не рассказывала мне о Скелтоновском институте, полностью сосредоточившись на выяснении моих обстоятельств, и вскоре выудила на свет самые мрачные мои опасения. Дело в том, что неизбежный отъезд Синт из нашей квартирки повис между мной и моей самой закадычной подругой, точно молчаливый вопрос, налитый предчувствиями. Мы обе знали, что Синт переедет к Сэмюэлу, но я и представить себе не могла, как буду жить с другой соседкой, поэтому не заводила об этом речь, да и она тоже. Я хвасталась новой работой, она суетилась насчет свадебных приглашений и делала мне сэндвичи, которые я, признаться, недооценивала. Утешало меня одно: зарплаты в Скелтоне должно было хватить и на освобождавшуюся комнату.

– Меня вполне устраивает мое собственное общество, – проговорила я, судорожно сглотнув. – Будет неплохо иметь побольше личного пространства.