Владимир Рафеенко: Долгота дней

Каролина Гредис, мертвая, как самовар, смотрела на нее своей отрезанной головой и думала о том, что многое в жизни прошло мимо нее. Живые граждане Z разбежались кто куда. Насмерть же убитые, но чудом сохранившие ноги и головы, с трудом поднимались, обнимали и поздравляли друг друга с окончанием войны, изображали улыбки на заляпанных кровью, обезображенных лицах, кружились в черно-белом танце. С неба на них падали снопы желтого и синего света. «Танцы патриотов, — подумал Вася Гиркавый, — но каким боком тут Эмми?». И потерял сознание.

Коля Вересаев несколько минут наблюдал это представление с противоположной стороны проспекта, случайно заняв идеальное место в зрительном зале. Но в какой-то момент ощутил, что от ужаса и похмелья может сомлеть. Перекрестившись дрожащей потной щепотью, набрал с клумбы горсть покрытого коркой льда снега и, обдирая до крови губы, захрустел, затолкал себе в рот. Схватил еще и, царапая кожу, обтер лицо и шею. Увидев танцующих покойников, прохрипел: «Господи, помилуй!» — и рысцой рванул в сторону дома Сократа Ивановича, чувствуя смертную тошноту, подкатывающую к самому сердцу.

Сократ Гредис вообще-то был профессором, доктором наук, до конца апреля прошлого года преподавал философию в университете. Однако с началом бурных событий взял отпуск и пребывал в нем вплоть до того момента, когда в город вошли колонны вооруженных до зубов боевиков, большая часть из которых видела Z впервые. Они утверждали, что являются защитниками города, хотя все происходящее уверенно говорило об оккупации. И по факту не являлось ничем иным.

Гредис присмотрелся к тому, что творилось на митингах у здания областной администрации, к тому, как вела себя местная власть и силовики, и в течение нескольких дней подал заявление на расчет. Работать философом при бандитах не мог и не хотел. Украину он любил, пусть и несколько осторожно. А вот русского мира откровенно опасался, как всякий неглупый человек, к тому же и сын репрессированного. Кроме того, что-то ему подсказывало, что платить философам в Z теперь не станут так исправно, как прежде. Да и в чести здесь теперь станет философия совершенно определенного рода.

При этом уезжать из Z Гредису было совершенно некуда. Денег, достаточных для переезда, за свою жизнь он не скопил. Какие-то сбережения имелись, конечно. Но у него на руках оставалась Лиза, странное нездоровое существо, наследство покойной дочери Анны. Лет за десять до трагической смерти она удочерила взрослую уже тогда девочку из специнтерната. А когда после двадцати лет московской жизни решила перебраться на родину в Z, погибла. Странная, глупая история. Машина сбила ее в Москве на Ленинском проспекте как раз напротив бывшего «Интуриста» по дороге в аэропорт. Превратила в кашу маленькую круглую голову, покрытую светлыми редкими волосами. Сократу в тот же день позвонил некто Маршак и сообщил трагическую весть. Гредис схватился за грудь.

— Вылетаю первым рейсом! — сердце так саднило, будто там и впрямь открытая рана.

— Вам ехать никуда не следует!

— То есть как? — удивился Гредис.

— Тело уже отправлено в Z с оказией! — Алексей так и сказал — «с оказией», и от этого у Сократа почему-то волосы на голове зашевелились. — В закрытом гробу, потому как кардинальные травмы, сами понимаете. А девушку, внучку вашу, Лизоньку, — продолжил Маршак, — мы отправили самолетом. К вечеру ждите! Рейс такой-то, время прибытия московское. Она барышня самостоятельная, долетит. А вы там ее встретите. Впрочем, она и сама помнить дорогу должна, если что. Они ж частенько к вам летом наезжали, так ведь?

Гредис имел ряд вопросов, но связь прервалась. И тогда что ему оставалось? Собрался и поехал встречать московский рейс. Аэропорт еще функционировал, хотя персонажи русского мира уже несколько раз пытались его захватить. Дожидаясь рейса, выпил бутылку виски. Лиза узнала его и, кажется, была рада. Гроб прибыл отдельно ночью. На похороны Анны девушка не пошла. Плакала и рисовала. Рисовала и плакала…

Но Лиза Лизой, а жена его, Каролина, после оккупации тоже ощутимо сдала. Так что, конечно, в городе творился беспредел. Кто спорит! Но здесь у Сократа имелась хотя бы квартира. А крыша над головой — может быть, единственное, что философу нужно в военное время.

Гредис долго мучился вопросом, как и где ему дальше жить, но вдруг все решилось само собой. Вышел на связь Илья Корнев, бывший аспирант Сократа Ивановича, который в свое время оставил карьеру ученого и стал успешным бизнесменом. Теперь же он собрался бежать из города, охваченного русским инферно. Единственное предприятие, пока еще приносящее реальный доход, трехэтажная баня «Пятый Рим», располагалась на редко обстреливаемой окраине города. Илюше понадобился управляющий. Гредис же являлся философом и человеком, которому можно верить, а кроме того, обитал от бани всего в каких-то двух кварталах. Дело решать нужно было скоро, и они его так и решили. В два дня передав полномочия, печати, сейфы, связи и кое-какую наличность для начала, в завершение дел Корнев выставил бутылку армянского коньяку. Когда все, касающееся дел, было переговорено, Гредис засобирался домой. Провожая его, уже на автобусной остановке Илья решился наконец-то сказать нечто, что его томило весь вечер.