Энн Тайлер - Морган ускользает

А через три месяца после рождения Гины пришло то письмо: Миссис Леон Мередит . Надо же, как долго она раздумывала, удивилась Эмили. Она ушла с письмом в ванную комнату, заперлась там, чтобы прочитать его. Я знаю, это наверняка вы не подпускаете к нам нашего мальчика. Я с самого начала поняла, какая вы холодная. Но он – единственный наш ребенок. Подумайте, что мы должны чувствовать .

Эмили остолбенела. Как может человек быть настолько несправедливым? Глаза ее затуманились, кирпичная стена за окном как будто замерцала.

Почему вы так решили? – написала она в ответ. – Я к этому отношения не имею, я ничего не знаю. Это ваши с Леоном дела .

Мать Леона ответила: Мне кажется, вы на что-то обиделись. Прошу вас, не могли бы мы начать все заново? Давайте встретимся в среду, в полдень, в «Элмвуде» .

Встречаться с ней Эмили не хотелось. А хотелось изорвать это письмо в клочья. Она посмотрела на Гину, которая лежала, гукая, в своей картонной коробке, попыталась представить, как Гина делает что-то – выходит замуж за человека совсем уж несусветного, убивает кого-нибудь, – что-то, способное с корнем вырвать ее из жизни матери, как Леон вырвал себя из жизни родителей. И не смогла. Она этого попросту не допустит. Гина была важнее всего на свете, даже чувства, которые Эмили питала к Леону, бледнели в сравнении с любовью к дочери. Она разгладила письмо у себя на коленях и увидела застывшее, напудренное лицо миссис Мередит, брови, выщипанные до такой тонкости, что походили на изогнутые проволочки, веки под ними, всегда немного припухлые, отчего казалось, что она вот-вот заплачет.

Существуют определенные правила – так учили Эмили. Хотя бы в этот, единственный, раз они должны встретиться.

Миссис Мередит приехала в такси – из самого Ричмонда. По-видимому, водить она не умела и просто наняла машину на весь день. Водитель сидел за соседним столиком, намазывая крекер мармеладом и читая мужской журнал. Перед ожидавшей миссис Мередит стоял запотелый мартини. Спина у нее была на редкость прямая. Эмили вошла, Гина ехала на ней, как любила в те дни – перекинувшись через предплечье матери, упираясь попкой в ее бедро и мрачно глядя на свои босые ступни. «Ох!» – вскрикнула миссис Мередит, и рука ее взлетела к горлу, опрокинув попутно бокал с мартини на колени.

Вспоминая о той встрече, Эмили думала, что вообще-то ей следовало предупредить миссис Мередит. Как-то слишком театрально у нее получилось: влетела в ресторан с необъявленной внучкой на руках. Такое мог проделать скорее уж Леон. По-видимому, она переняла некоторые его качества. И по-видимому, он перенял кое-какие из ее. (Например, о том, что нужно пробиваться дальше, он теперь говорил редко.) Это напоминало Эмили случаи на парковке, когда одна машина цепляет крылом другую. Ее всегда удивляло, что после этого на крыле каждой остается след краски другой машины, а казалось бы, след должен был появиться лишь на одном. Машины словно обменивались красками.

Она попыталась рассказать о том ланче Леону. Начала издалека:

– Знаешь, твоя мать стала писать мне .

Однако Леон отрезал:

– Эмили, я не хочу слышать об этом и не хочу, чтобы ты в этом участвовала. Понятно?

– Хорошо, Леон, – сказала Эмили.

И, как ни странно, миссис Мередит такое положение вроде бы тоже устраивало. Казалось, ей нужна только связь с сыном, а через кого – не столь уж и важно. Ей нравилось слушать рассказы Эмили о Леоне. Он помогает ухаживать за Гиной?

– Леон гуляет с ней вечерами и присматривает за ней, пока я работаю в магазине, – рассказывала Эмили, – но все еще не может заставить себя сменить ей пеленку.

– Совершенно как Берт, – говорила миссис Мередит. – Ну в точности!

Однако узнать об их жизни больше этого она не пыталась. Возможно, так ей было спокойнее. Она часто отвлекалась на рассказы о детстве Леона, о времени, когда он был ей понятен.

– Он был таким красивым младенцем, – начинала миссис Мередит. – Все нянечки так говорили. Ребенка красивее они сроду не видели! Глазам не могли поверить!

Почему-то все ее рассказы становились словно бы неуправляемыми.

– Даже врачи забегали, чтобы посмотреть на него. Один, хирург-кардиолог, пришел прямо с операции, очень хотел его увидеть. «Миссис Мередит, – сказал он, – такого красивого ребенка я в жизни не видал. Да, сэр, мы еще услышим об этом молодом человеке. Он обязательно чем-то прославится!» И позвонил жене, я слышала, как он разговаривал с ней в коридоре. «Ты должна увидеть малыша, который у нас родился! Обязательно!»