Владимир Першанин - Я прошел две войны!

Командир взвода лейтенант Леонид Трегуб обошел строй и произнес речь, которая больше напоминала нравоучение политработника. Спортивно сложенный, в коротком полушубке, затянутый в портупею, Трегуб обстоятельно разъяснил, кто мы такие.

Если упростить его речь, то все мы проявили себя как никудышные командиры и солдаты (в общем, отбросы!), многие струсили в бою, когда решалась судьба Сталинграда и всей страны. Трибунал заменил расстрел на штрафную роту, но это последняя возможность для нас доказать, сумеем ли мы оправдать доверие советского народа.

– …И нашей партии, – негромко буркнул Федор Ютов, воевавший с августа сорок первого года и дважды горевший в танках.

– Что за болтовня в строю? – вскинулся Трегуб. – Здесь не колхоз, а штрафная рота.

– Это мы уже знаем, – спокойно проговорил Ютов. – Какие задачи нам придется выполнять, товарищ лейтенант?

– Ну, уж не отсиживаться в тылу, – съязвил взводный. – Конкретную задачу вы получите позже, а пока будете готовиться. Но долго вас в резерве никто держать не будет. Как только взводы будут укомплектованы, рота выдвинется на передний край.

– Говорят, штрафников на минные поля посылают, – набравшись смелости, проговорил Зиновий Оськин. – Правда ай нет?

– Куда пошлют, туда и пойдете. А сейчас шагай, печку в порядок приводи.

Но простой деревенский парень Зиновий Оськин из села с красивым названием Девичьи Горки, что в Саратовской области, продолжал топтаться на месте, бормоча:

– Как же так? Живых людей и на мины. Для этого саперы имеются.

– Не бойся, Зиновий, – весело проговорил танкист Ютов. – На мины не пошлют, невыгодно это. Ноги вместе с валенками или ботинками отрывает. Где столько обуви напасешься?

Взвод засмеялся, послышались другие шутки. Это не понравилось лейтенанту Трегубу.

– Смирно! А вы, товарищ бывший капитан, укоротите язык.

Но танкиста осадить было непросто. Он вытянулся, козырнул и обратился к взводному:

– Как я понял, вы, товарищ лейтенант, нас в бой поведете. Разрешите поинтересоваться, где воевали до штрафной роты?

Федор Трофимович Ютов сразу понял, что перед нами стоит не слишком опытный фронтовик. Человек, прошедший бои, не станет заниматься нравоучениями, да еще свысока смотреть на солдат, с которыми ему предстоит вместе воевать.

– Куда посылали, там и воевал, – резко ответил Трегуб. – А биография вам моя не нужна. Достаточно, что я с вашими личными делами знаком.

Нас разбили на отделения, и первые три дня мы занимались хозяйственными работами. Прибывали новые люди, и вскоре взвод насчитывал уже человек восемьдесят – считай, рота.

Разные люди и за самые разные проступки пополняли наш взвод. Многих губило пьянство. Люди снимали напряжение спиртом, самогоном, всем, что удавалось найти. Помню бойца, который спьяну изнасиловал женщину в одном из хуторов, его приговорили к расстрелу. Смертную казнь заменили в последний момент на три месяца штрафной роты.

Несколько человек попали в штрафники за дезертирство. Вспоминая лобовые атаки на немецкие пулеметы, когда бойцы гибли десятками и сотнями, я понимал состояние людей, которые не выдерживали и убегали куда глаза глядят. Присуждали к штрафной роте и за воровство, которое, не в обиду нашей славной армии, процветало довольно пышно. Особенно среди тыловиков.

К нам попал бывший майор из руководства стрелкового полка, который списывал продукты за счет «мертвых душ» (погибших бойцов). Он устроил себе сытную, комфортную жизнь, имел женщин, которых просто покупал в ту голодную зиму. Майор пытался скрыть, за что он угодил в штрафную роту, но разве это скроешь? Каждый из нас сталкивался с интендантами, воровавшими из солдатского котла, – мы презирали таких людей.

Лейтенант Валентин Дейнека воевал в пехоте едва не с первых дней войны. Заметив, как брезгливо морщится бывший майор, хлебая жидкий перловый суп, громко заметил, глядя на него в упор:

– Что, не привык к нашей пище? Тушенку да сало жрал, пока мы конину дохлую варили. Ничего, понюхаешь еще, суп неплохой, так что не морщись, герой тыла.

Майор промолчал. Достаточно обронить слово, и на него обрушатся остальные бойцы.

И наконец, упомяну про освобожденных из тюрем и лагерей. Во взводе к концу формирования их насчитывалось человек двенадцать. Вроде немного, если учесть, что во взводе было 90 человек личного состава. Но эти люди вели себя самоуверенно, порой нагло. Не все, конечно. Из этих двенадцати-тринадцати человек половина были так называемые «мужики». Люди, угодившие в лагерь за кражу зерна, пьяные драки, воровство на предприятиях и так далее.