Владимир Першанин - Я прошел две войны!

Не так и плохо вели огонь наши артиллеристы. Два танка горели, еще три-четыре машины были повреждены. Т-4, подбитый в начале атаки, рывками уходил назад, но его башенное орудие посылало снаряд за снарядом.

Ничего не скажешь – немецкие танкисты действовали активно. Две машины с поврежденной ходовой частью (это были Т-3) сползли в низину и тоже продолжали вести огонь. Остальные танки, приближаясь, непрерывно маневрировали. Это мешало им целиться. Однако и наши тяжелые «трехдюймовки» Ф-22 и гаубицы не успевали поймать в прицел быстрые бронированные машины.

Напряженно наблюдая за этой артиллерийской дуэлью, я наглядно убедился, как необходимы нам легкие противотанковые «сорокапятки». Их в полку была всего одна батарея, а короткоствольные трехдюймовые «полковушки» не могли пробить броню вражеских машин и несли потери. Но темп атаки по мере приближения танков резко упал.

Загорелся еще один Т-3, а тяжелый Т-4 остановился в ста пятидесяти метрах от наших траншей. Взрыв гаубичного фугаса разорвал гусеницу и смял массивное ведущее колесо. «Сорокапятка» успела сделать три выстрела и пробила нижнюю часть лобовой брони. Но ответный осколочный снаряд калибра 75 миллиметров накрыл ее прямым попаданием.

Изорвало осколками и скрутило щит, раскидало расчет. Почти все артиллеристы были убиты или тяжело ранены. Массивная башня Т-4 продолжала вращаться, теперь снаряды летели в сторону батареи Ф-22, в которой остались всего два орудия.

Единственная уцелевшая «полковушка» стреляла в Т-4 фугасными снарядами. Удары шестикилограммовых снарядов не пробивали броню, но ударяли по ней, как огромный молот: глушили экипаж, смяли курсовой пулемет, сорвали крепления бокового башенного люка, который распахнулся.

– Врежь яму еще! – выкрикивал малорослый боец в долгополой шинели и, вжимаясь в бруствер, посылал пулю за пулей из своей «трехлинейки».

Двое других красноармейцев вставляли запалы в противотанковые гранаты РПГ-40, которую мы называли «Ворошиловские килограммы».

– А ведь прорвутся танки к окопам, – проговорил, обращаясь ко мне, один из красноармейцев.

Он ожидал от меня ответа.

– Ну и что? Пропускай через себя и гранатой в корму. А лучше бутылкой с горючкой. Она дальше летит.

Что я мог ему еще ответить? Обернувшись к Егору Балакину, попросил:

– Дай мне бутылку с горючей смесью. Крутая каша заваривается.

В эту минуту тяжелый гаубичный фугас угодил в изрядно побитый Т-4. Сильный взрыв сорвал с погона башню и вывернул орудие. И все же несколько танков приблизились вплотную. Это были Т-3 и легкие машины Т-2 и Т-38. На участке нашего батальона наступил критический момент боя.

Снаряды и пулеметные очереди рушили траншеи, доставая бойцов даже на дне, раскидывая взрывами тела погибших и раненых красноармейцев. Кто-то из сержантов и наиболее смелых бойцов бросали гранаты и бутылки с горючей смесью. Как правило, они не долетали, но и не давали танками раздавить наши окопы.

Бледный, с запекшейся кровью на лбу, комбат Чередник кричал на меня, размахивая пистолетом:

– Ты что, не видишь? Твою роту танки сейчас сомнут!

– Все я вижу… не ори.

Неподалеку от нас Т-3 уже приближался к траншее, непрерывно стреляя из пулеметов. Андрей Долгов бросил в него бутылку с КС, следом другую. Одна из бутылок разбилась о подкрылок Т-3, гусеница растащила коптящее пламя вдоль корпуса. Машина дала задний ход.

Еще один танк, это был Т-2, вел огонь из автоматической пушки и пулемета. Красноармеец швырнул навстречу ему противотанковую гранату, но не добросил. Высунувшись по грудь, с руганью примерился бросить вторую гранату.

– Я тебя, гада, сейчас…

Договорить он не успел. В него угодил 20-миллиметровый снаряд и сразу несколько пуль. Граната выпала из руки и взорвалась в траншее, разметав тело. Танк подмял бруствер, готовясь перевалить через траншею. Догнал очередью убегавшего красноармейца, прибавил газу и вдруг стал оседать кормой вниз.

Эта машина была короче большинства немецких «панцеров», и кроме того, взрыв противотанковой гранаты хорошо встряхнул стенку траншеи. Пласт земли обвалился под тяжестью двенадцатитонного танка, корма завязла в рыхлой почве. Механик дал газ, но машина проваливалась кормой все глубже – танк застрял пушкой вверх.

Выбраться без посторонней помощи Т-2 уже не мог, а растерявшийся механик-водитель прибавил газ, сжигая коробку передач. Командир машины, видимо, приказал заглушить двигатель, лихорадочно обдумывая, как выскочить из ловушки.