Владимир Першанин - Я прошел две войны!

Стоял сплошной треск не таких уж и мощных, но зловредных и смертельно опасных осколочных мин, от которых трудно найти спасение в окопах или защитных щелях. Мины взрываются, едва касаясь земли, а скорость разлета осколков достигает 900 метров в секунду. Прыгающие мины («шпрингены») взрывались на высоте полутора-двух метров, наполняя воздух свистом и шипением раскаленных осколков.

Осколки выкосили половину орудийных расчетов, большие потери понесла девятая рота. Танки и самоходки шли довольно узким клином, стремясь обезопасить себя от противотанковых мин. На скорости вели непрерывный огонь из пушек и пулеметов.

Я сразу понял, что остановить этот разогнавшийся бронированный кулак мы вряд ли сумеем. Примерно 30 машин, не замедляя хода, смяли девятую роту, оба орудия и продолжили свой бег, явно окружая нас и готовясь уничтожать тылы.

Нет, этот прорыв дался им не так просто, как это происходило в завоеванных странах Европы. Наши саперы успели выставить какое-то количество мин, и два танка подорвались на мощных противотанковых «тарелках».

Побитые осколками орудия с ополовиненными расчетами подбили тяжелый танк Т-4 и вскрыли, как консервную банку, легкий чешский танк Т-38. Израненные, но оставшиеся на своих местах артиллеристы сделали все, что было в их силах, и почти все погибли.

Наверное, немцы не ожидали сопротивления от бойцов девятой роты. Через нее прошел каток бронированной техники, большинство красноармейцев и командиров были вмяты в землю, изорваны гусеницами. Часть людей пытались убежать от неминуемой смерти, их расстреливали пулеметными очередями в спину.

Какой-то отчаявшийся красноармеец, понимая, что спасения нет, остановился и, отцепив от пояса противотанковую гранату, швырнул ее в приближающийся «панцер». Тяжелая РПГ-40 до цели не долетела. Боец готовил для броска вторую гранату, но был срезан пулеметной очередью. Немецкий танк осторожно объехал тело и лежащую рядом гранату.

Из люка высунулся танкист и, мстя мертвому русскому солдату, несколько раз выстрелил в него из пистолета.

Командир девятой роты погиб в первые минуты боя. Вставший на его место командир взвода Валентин Дейнека собрал вокруг себя уцелевших бойцов. Остановил часть убегающих и, укрывшись в глубокой, добротно вырытой траншее, сумел дать отпор нескольким танкам, двинувшимся вдоль линии обороны.

Можно было только гадать, как он восстановил боеспособность тех двух десятков красноармейцев, видевших гибель роты и чудом вырвавшихся из-под стального катка.

Когда двадцатитонный «панцер» Т-3 приблизился к траншее, сразу несколько бутылок с горючей смесью полетели в него. Брошенные наспех, две-три ударились о землю, одна разбилась о камень, но досталось и слишком уверенному в себе экипажу.

Черная бутылка с шипящим спичечным запалом разбилась о лобовую броню и загорелась. Механик-водитель поторопился прикрыть смотровую амбразуру, но в оставшуюся узкую щель не мог ничего разглядеть, мешали огонь и густой маслянистый дым. Пушка и оба пулемета стреляли куда попало, им тоже мешал дым.

Механик дал задний ход, но о броню разбилась еще одна бутылка с КС. Экипаж задыхался от дыма. Пламя перекинулось на двигатель, и командир танка приказал покинуть обреченную машину. В любую минуту могли взорваться бензобаки и боезапас. Экипаж торопливо выскакивал, стреляя из укороченных автоматов и пистолетов. Двое угодили под пули и осколки ручных гранат, остальные танкисты отбежали подальше.

Враг, с которым мы столкнулись, был такого высокого мнения о себе, что всегда считал своим долгом отомстить за своих убитых камрадов. На траншею двинулся еще один танк, легкий Т-2, вооруженный 20-миллиметровой автоматической пушкой и пулеметом.

«Панцер» не рискнул подойти близко к траншее и открыл огонь с расстояния семидесяти метров. Снаряды сметали бруствер, взрывались или горели голубым искрящимся пламенем. Нанести существенного вреда укрывшимся в траншее бойцам во главе с лейтенантом Дейнекой они не могли. Требовалась пушка более крупного калибра. Хотя часть бойцов были ранены мелкими осколками.

– Их надо выручать, – сказал я Михаилу Ходыреву.

Не отошедший от контузии, старший сержант Ходырев, кашляя, показал на Т-3, который горел, выстилая пелену дыма.

– Можно рискнуть… подползти поближе и поджечь гада бутылками с горючкой.

Я огляделся по сторонам. Слишком рискованное дело, добровольцев не находилось. Бойцы отворачивались, боясь встретиться со мной взглядом.