Уильям Голдинг - В непосредственной близости

— С вашего позволения, сэр, временно хранятся, — уточнил Бене.

— Откуда вы узнали про комитет и мое поручение — данное мне поручение?

— Думаете, подобные вещи можно удержать в секрете? Между прочим, вы сейчас находитесь в самом подходящем месте для тайного разговора. Вашему драгоценному комитету следовало собраться именно здесь.

— Прошу прощения, сэр, я проверю, не болтаются ли поблизости Робертс и Джессоп.

— Проверьте, мистер Бене. Итак, Эдмунд, я готов выслушать ваше сообщение.

— Они — наверное, следует говорить «мы» — решили сообщить капитану о нашем мнении, что ради женщин и детей необходимо изменить курс и направиться к Южной Америке.

— Вам доводилось слышать о мертвой точке?

— Насколько я помню — нет.

В свете фонаря возникло бледное лицо лейтенанта Бене.

— Все чисто, сэр.

Чарльз Саммерс кивнул.

— Море, Эдмунд, которому древние народы, варвары, а также поэты — вроде мистера Бене — приписывали умение мыслить и чувствовать, иногда выказывает черты, вполне оправдывающие подобные заблуждения. Те, кто выходит на судах в открытое море, иногда попадают в стечение обстоятельств, которые создают видимость некой злой воли. Я говорю не о штормах и штилях, хотя они и опасны, а о мелких событиях и незначительных особенностях, о редких исключениях из правила, о некоторых обстоятельствах, являющихся отклонениями от нормы… вы слушаете, мистер Бене?

— С самым пристальным вниманием, сэр.

— …которые, будучи неодушевленными проявлениями физического мира, тем не менее иногда создают ситуацию, при которой люди — в здравом уме, сильные, опытные — вынуждены беспомощно наблюдать, как на них постепенно, но неизбежно, надвигается гибель.

Некоторое время мы молчали. Вокруг нас капало и булькало. Снизу, кажется, опять прошла волна.

— Я к этому не готов. Что за положение такое? Мне следует о нем сообщить комитету?

— Сначала разберитесь в ситуации.

— Постараюсь. Но вы мне заморочили голову.

— Мы — в мертвой точке. Так иногда называют место, где встречаются два течения и образуют стоячую воду, где можно бы ждать движения. Лучших слов для описания наших обстоятельств я не нахожу. Или — безвыходное положение? Вопрос, видите ли, не в том, направимся ли мы к Южной Америке или нет. Думаю, вы подразумевали залив Ла-Плата. Мы не сможем двигаться в том направлении. Более того, как выяснилось, мы не сможем причалить где-либо у Мыса. Мы слишком сместились к югу.

— Это он, чтоб его, завел нас слишком далеко на юг!

Чарльз повернулся к Бене:

— Заметьте, мистер Бене, я выражаю полное несогласие с высказыванием мистера Тальбота о капитане.

— Замечено, сэр.

— Но ведь корабли заходят и гораздо южнее! Господи, как же они… Китобои проводят в Южных морях годы!

— Вы не поняли. Согласны ли вы — не хочу говорить «солгать», согласны ли преуменьшить серьезность нашего положения для наших пассажиров и переселенцев на борту?

— Объяснитесь же наконец!

Чарльз Саммерс присел на какой-то тюк, мистер Бене устроился на чем-то вроде скамьи, я же прислонился к мешку; на стойке, где хранились хронометры, стоял фонарь, заливая нас бледным светом.

— Все сводится к тому — поскольку речь идет о корабле, к тому, как его строили.

— Про такие корабли, мистер Тальбот, говорили, что их строят целыми милями, а потом нарезают на куски.

— Некачественное строительство, мистер Тальбот, для военных судов дело обычное. Медные сквозные болты иногда одна видимость: снаружи фальшивая головка, а изнутри — тонкий стержень. Так, понимаете ли, сберегается много меди, что идет на пользу чьим-то карманам. Обычно об этом узнают, когда корабль разваливается.

Мистер Бене весело засмеялся.

— И, конечно, в море — когда дыры начинают течь, да только об этом не всегда докладывают.

— Неужели такое делают? Но ведь…

— Неизвестно, есть ли подобные недостатки у нашего корабля. Они еще не все полностью обнаружились. Но корабль ходуном ходит, совсем расшатался, и пакли из него слишком много вылезло, должной крепости в наборе нет — посудина наша старенькая. Вдобавок ветер поменялся на дюжину румбов — в тот самый момент, когда некий бестолковый офицер, ваш приятель Деверель, отправился вниз за выпивкой и доверил судно этому несчастному гардемарину…

— Виллису.

— …из которого моряка не выйдет, проживи он хоть сотню лет.

— Вы желаете продолжить, мистер Бене, или все же позволите мне? Я еще и половины не сказал, Эдмунд. Мы вышли из ветра, хотя любой грамотный офицер этого бы не допустил. Корабль накренило, и мы бы опрокинулись, если бы не сломались стеньги. Кроме того, фок-мачта повернулась в гнезде, и оно треснуло. Посмотрите на фок-мачту, видите ее чиксы? Верхушка того, что осталось, выписывает круг. Фок-мачтой пользоваться невозможно, а значит, и на бизань-мачте парусов ставить нельзя — по соображениям равновесия, как вы понимаете. Теперь заметьте — тот самый ветер, который нас изувечил, отнес неуправляемое судно назад, в теплые воды. Мы заштилели, обросли, стали из-за этого еще более беспомощными. В результате у нас нет выбора. Остается только двигаться туда, куда нас несет.