Светлана Розенфельд - Другая женщина

– А украденные деньги?

– Я ничего не знаю об украденных деньгах.

– А аренда выставочного зала в галерее «Центр-арт»? Это же целое состояние!

– Аренда – дело художника. Он нашел спонсора – по крайней мере, он мне так сказал, а я не привыкла влезать с головой в дела мужа.

– Куда же деньги-то делись?

– Повторяю, мне ничего не известно. Если деньги действительно существовали…

– Но я ведь показал вам его чистосердечное признание.

– А вы проводили графологическую экспертизу? Может быть, какой-то завистник подстроил эту гадость?

– Проводили. Да он ведь ничего не отрицает… Я вот хочу спросить вас: как вы думаете, почему он это сделал? В смысле, написал чистосердечное, когда все забыто и денег нет. Зачем ему это понадобилось?

– Надо у него спросить.

– Спрашивали. Но вы-то как думаете?

– Как я думаю? Могу только предположить. Вы знаете, что такое художник? Это очень чувствительный, в высшей степени ранимый, совестливый человек, с тараканчиками в голове. Вот и замучила его советь, возможно, в тот момент он был пьян… если преступление вообще имело место, в чем я сильно сомневаюсь. Сажин – честный человек.

– Ладно, – совсем заскучал следователь. – Разберемся. Вы пока из города не уезжайте. Можете понадобиться…

«Ну теперь затаскают, – думала Ирина по дороге домой, вспоминая вопросы следователя и свои ответы. – Возможно, Аркаша все-таки выпутается. Денег нет, кому охота возиться с полоумным художником? А похоже, он не сказал, что я знаю о деньгах. Конечно! Он же благородный рыцарь, не станет мстить женщине и тащить ее с собой в яму».

Ее вызвали еще один раз. Следователь что-то писал за столом. Не поднимая головы, кивнул Ирине, указал на стул и продолжал писать. Он строчил свою важную бумагу так долго, что Ирина начала волноваться, а потом разозлилась. Какие невоспитанные люди эти законники! Женщина сидит перед ним, а он и головы не поднимает – занят, видите ли.

Ладно, подождем, хотя какое свинство – парить ее, как мясо на сковородке! Наконец он отложил перо, поднял голову и долго пристально смотрел Ирине в лицо. Потом сказал:

– Я должен сообщить вам неприятную вещь.

Ирина напряглась. Ну давай, говори, что там еще?

– Дело в том, гражданка Сажина, что ваш муж, подследственный Сажин Аркадий Павлович, скоропостижно скончался вчера в камере следственного изолятора от остановки сердца.

– Как это? – тупо спросила Ирина.

– У него была аневризма сердечной аорты. Вы знали об этом?

– Нет. Он никогда не лечился.

– Вам известно, что такое аневризма?

– Да.

– Ну вот видите. Вы сами сказали, что Сажин – человек эмоциональный, нервный. Видимо, перенервничал, и произошел разрыв аневризмы. Мгновенная смерть.

– И как же теперь? – едва шевеля губами, спросила Ирина.

– Мы справлялись в том городе, который он указал. Действительно, два года назад по указанному Сажиным адресу произошло вскрытие сейфа и грабеж, было возбуждено уголовное дело. Однако в прошлом году потерпевший вместе с семьей погиб в автокатастрофе. Так что получается, потерпевшего нет, подозреваемого нет, денег нет. Мы закрываем дело, тем более что по месту происшествия оно давно закрыто.

– И что мне делать?

– Идите в канцелярию, получите документы, вам скажут, когда можно получить тело. Соболезную, – счел он нужным добавить…

Ирина лежала на кровати на спине, в полумраке спальни, разглядывала беспорядок у Аркашиного места работы и множество картин, прислоненных к стенам. Как их много! А выставлена только небольшая часть. Надо постараться продать кое-что и организовать новую выставку. И портрет «Проснувшаяся женщина» обязательно поставить на самом видном месте. И еще поторопить Кусочкова с Москвой, что-то он все тянет. И чтобы опубликовали объявление о смерти Сажина, например, в журнале «Петербургский живописец». И некролог. Попросить у Гены – может, по телевидению в «Новостях» объявят. Возможно, теперь все будет проще, ведь речь пойдет о безвременно ушедшем художнике .

Она резко села на кровати, оглядела полутемную спальню и угол видной сквозь открытую дверь гостиной, и вдруг до нее дошло: ведь его нет здесь, и в той старой мастерской нет, и нигде нет, и никогда больше не будет. Никогда больше не будет ничего…

– Нет! – закричала она. – Это не я! Не я его убила! Не я!!! Не я…

Возможно, это действительно была не она, а совсем другая женщина .