Абрахам Вергезе - Рассечение Стоуна

Через пару часов после эндоскопии мистер Уолтерс спокойным, полным достоинства голосом снова заверил меня, что в жизни капли в рот не брал, и на этот раз я ему поверил. Он был священником, преподавал основы праведной жизни ученикам начальной и средней школы. Я упрекнул себя за то, что он угодил у меня под одну гребенку с двумя прочими блюющими. Мы начали интенсивную терапию, чтобы усмирить его язву.

Оказалось, мистер Уолтерс знает кое-что про мою родину.

— Когда умер Кеннеди, я смотрел траурную церемонию по телевизору. Ваш император Хайле Селассие был среди всех самый маленький. Но и самый величественный. Единственный император. Он шагал в первом ряду глав государств, и я испытал гордость за то, что я черный .

Последнее слово прозвучало в устах мистера Уолтерса особо внушительно и весомо.

Мистер Уолтерс каждый день читал «Нью-Йорк таймс». Газета и Библия постоянно лежали у него на тумбочке.

— У меня не было средств на колледж. Только на Библейскую школу. Я говорю своим ученикам: если будете ежедневно читать эту газету в течение года, запас слов у вас будет как у доктора философии; вы будете знать больше, чем любой выпускник колледжа. Гарантирую.

— И они слушают? — Он поднял палец:

— Какой-нибудь один ученик слушает. Каждый год. Но игра все равно стоит свеч. Даже у Иисуса было только двенадцать учеников. А у меня по одному каждый год.

Несмотря на назначенные антациды и блокаторы Н2-гистаминовых рецепторов, язва мистера Уолтерса по-прежнему кровоточила. Стул его цветом и консистенцией напоминал смолу, верный признак желудочного кровотечения. Через пять дней после того, как его положили, наша команда собралась у его койки во время вечернего обхода.

Дипак Джесудасс, главный врач-резидент, присел на краешек кровати.

— Мистер Уолтерс, завтра надо оперироваться. Язва кровит. И никаких признаков того, что собирается перестать.

Он набросал на бумажке схему частичной гастрэктомии, удаления той части желудка, что вырабатывает кислоту. Я восхищался спокойной внимательной манерой общения Дипака, его умением расположить к себе пациента, дать ему понять, что все внимание врача направлено на больного. А больше всего я восхищался его чудесным британским акцентом, тем более экзотическим для человека из Южной Азии. Больные так и тянулись к Дипаку.

Пока Дипак говорил, Би-Си Ганди посмотрел на меня и сделал круглые глаза, напоминая о том, что сказал накануне вечером: «Ты можешь быть каким угодно кретином, но если у тебя произношение как у королевы, тебя слушают, словно златоуста».

Би-Си насмешничал, но в телевизионных комедиях, мелькавших на экранах в палатах, фигурировал то черный, но очень британский дворецкий, обслуживающий чернокожую американскую семью, то эксцентричный англичанин — сосед богатой негритянской семьи из Верхнего Ист-Сайда, то богатый британский вдовец, нанявший хорошенькую няню из Бруклина.

Мистер Уолтерс впитывал каждое слово Дипака.

— Я доверяю вам, — резюмировал он. — Но чтобы больше никаких докторов не было. Еще я верю в него, — он показал пальцем на потолок.

В день операции я встал в половине пятого утра, чтобы повторить этапы операции в «Хирургическом атласе Цоллингера». Дипак известил меня, что операцию буду проводить я, мое место справа, а он будет ассистировать. Я ужасно волновался. Это была моя первая работа напрямую с Главным.

Но Попси разрушил наши планы. Я оказался слева от пациента и принялся ждать легендарного доктора Абрамовича. Встречаться с ним мне еще не доводилось. О Дипаке ни слуху ни духу.

Попси появился внезапно, миг — и его голова уже была в опасной близости от источника освещения. Лицо бороздили морщины, добрые голубые глаза хранили какое-то наивно-детское выражение, нижнюю часть его лица скрывала маска, из носа торчали жесткие волосы. Рука в перчатке нетерпеливым движением потребовала скальпель. Сестра Руфь помедлила, посмотрела на меня и передала Попси инструмент.

Доктор Абрамович издал неопределенный горловой звук, скальпель у него в руке задрожал. Сестра Руфь толкнула меня локтем. Попси произвел разрез. Энергичный разрез. Даже чересчур энергичный. Я промокнул мелкие кровоточащие сосуды и поставил зажимы, видя, что Попси не собирается этого делать. Он был поглощен тем, что вертел в руках щипцы, пытаясь подцепить брюшину, которая ему упорно не давалась.

На то была причина. В одном месте он за компанию с кожей пререзал фасции и брюшину. В рану стала поступать жидкость, подозрительно похожая на содержимое кишечника. Брови Рональдо поползли вверх, пока не исчезли под хирургической шапочкой.