Ханс Плешински - Королевская аллея

Отель, однако, процветал. Несмотря на то, что так и не приехала уникальная, можно сказать, делегация хозяйственников из Восточной Германии. Либо эти тридцать господ и дам были арестованы еще дома, за критику собственной «единой» партии {41} 41 с. 33. …за критику собственной «единой» партии… Имеется в виду Социалистическая единая партия Германии (1946–1990). , либо их не пропустили через границу из-за подозрения в шпионаже. Эти руководители народных комбинатов (которые, в принципе, не прочь национализировать также и сам отель «Брайденбахер хоф») могли бы — как чувствует служащий рецепции, раскладывая рекламные проспекты, — способствовать дестабилизации атмосферы в чайном салоне. Если к этому прибавить господина Кессельринга с супругой, получилась бы поистине взрывоопасная смесь. Лучше так: либо только фельдмаршальская чета, либо нобелевский лауреат… коммунисты же вообще ни к чему. А самое милое дело, подумал Курт Фридеман, чтобы опять приехал федеральный президент Теодор Хойс {42} 42 с. 33. …федеральный президент Теодор Хойс… Теодор Хойс (1884–1963) — немецкий политик-либерал, журналист и политолог; после 1945 г. — один из основателей Свободной демократической партии и ее первый председатель; первый федеральный президент ФРГ в 1949–1959 гг. … Этот высокопоставленный гость всегда обходителен. Хоть он и глава государства, а все же спросил Элкерса, где тот потерял руку (в Польше, сказал портье, в первый год войны), после чего, выпив два стакана красного, отправился на завтрак по случаю открытия нового рейнского моста: Теперь вам больше не придется возить свою «Львиную горчицу» {43} 43 с. 33. …возить свою «Львиную горчицу»… Знаменитая фирма «Дюссельдорфская львиная горчица» существует в этом городе с 1920 г. на лодках…

— Фридеман, вы бы вернулись к дыроколу.

Реплика шефа, обращенная к полноватому помощнику, который в этот момент проводил рукой по телефонной трубке, прозвучала вполне однозначно. Фридеман, тем не менее, еще минутку помедлил. Слишком уж соблазнительно выглядели две феи, которые бойко прошествовали мимо отсалютовавшего им Роберта Элкерса. На брюнетке — красное платье в белый горошек. На блондинке, ее спутнице, — платье в бело-голубую полоску. Обе вполне могли бы участвовать в здешнем показе мод. Красавицы вместе держат за ручку большую корзину, слегка приминающую их пышные юбки. В важности этого фрахта — поскольку музыкальный аппарат уже доставлен — никаких сомнений не возникает. Ясно: сейчас они подойдут к рецепции.

Губы брюнетки мерцают вишнево-красным. Локоны блондинки подрагивают при каждом шаге. До чего же хороши обе Дочери Рейна! Приближались они на высоких пробковых платформах. Оскар Зимер, казалось, тоже был очарован — и поклонился им.

— Добрый день, — пожелала нимфа Фруктовые Губки.

Из-за ее белозубой улыбки, из-за аромата поцелуя, явственно ощутимого, обоим служащим на рецепции хотелось, чтобы это радостное приветствие прозвучало еще много-много раз (и удлинилось за счет дальнейших приятных неожиданностей). Но им пришлось обратить свой слух к другому, светловолосому чуду.

— Мейстерзингеры, Сад Клингзора {44} 44 с. 34. …Сад Клингзора… В саду волшебника Клингзора разворачивается второе действие оперы Рихарда Вагнера «Парсифаль» (1882). , Валькирии и Тристан, — объявляет Светловолосая.

— Лоэнгрин плюс Риенци {45} 45 с. 34. …Риенци… «Риенци, последний трибун» (1842) — ранняя опера Рихарда Вагнера, принесшая ему успех. , — добавляет ее спутница.

— Кое-что только в отрывках.

Обеих хотелось бы слушать часами.

Господин Фридеман, выглядывающий из-за спины шефа, думает, что может без опасений наслаждаться этими круглыми щечками, грациозными шейками и безупречной кожей в вырезах декольте.

— Чем мы могли бы с радостью услужить юным дамам? — Оскар Зимер, наклонившись вперед, выпрастывает из-под форменного рукава манжет рубашки.

— Всё как вы заказывали, — летние прелестницы переглядываются, будто ища друг у друга поддержки. — Через фирму «Бунке» (даже само это имя преображается в их устах в сладостное обещание) заказ поступил к нам. Правда, Риенци имеется только на шеллаке. Но мы не думаем, что Мастер склонит свой слух к ранним произведениям Мастера. В Риенци еще нет этого Растекающегося, этого ухода по дуге в Космос, этого мерцающего замирания в Бесконечности, этого колыбельного раскачивания и опьянения высочайшим блаженством, которые уже в Тангейзере освобождают нас от всех жизненных шлаков.