Александра Миронова - Птице Феникс нужна неделя

Ни на какое вручение премии Дмитрий, конечно же, не пошел. Он закрылся в кабинете, достал бутылку марочного коньяка, подаренного коллегами на прошлый Новый год. Он прятал ее в офисе от Софии. Чертова пьянчужка добралась бы и до нее. Он включил прямой эфир и гипнотизировал взглядом телевизор. Ну давай же, стерва, поиграли, и хватит. Появись ты на этой чертовой премии! Он наказан, раздавлен, унижен. И как она только узнала про Ольгу? Доброжелатели донесли, наверняка. Вот ведущий, слащавый гей, кажется, София когда-то их знакомила, начинает долгую подводку к вручению литературной премии. Оператор крупным планом взял пустое место, на котором должна была сидеть София. Рядом Лилька. Тоже выглядит растерянной. Значит, не врала, действительно не знает, куда подевалась его жена. Дмитрий плеснул немного коньяка в пузатый стакан и взял его обеими руками, пытаясь согреть. Аромат успокаивал и немного расслаблял. Он взял пульт, сделал звук громче и ослабил галстук. Откинулся на спинку кресла.

— Я сейчас не стану говорить банальности, — заливался соловьем бонвиван в яркой одежде, — и рассказывать, как она прославила нашу страну.

— Конечно, будешь, — фыркнул Дмитрий. — Ты больше ни на что не способен.

— Просто скажу вам, друзья мои, летел я давеча через Нью-Йорк…

— Ты про «давеча» сам придумал, или редактор в ухо подсказал? — продолжил диалог с телевизором Дмитрий, делая большой глоток коньяка. Жидкость моментально обожгла внутренности, но ожидаемого спокойствия не принесла.

— Так вот, зашел я в книжный магазин, чтобы купить что-то перед полетом. Спрашиваю, а есть ли у вас вот этот автор?

— Смешно. — Дмитрий допил содержимое бокала. Он уже знал, что услышит.

— А паренек мне и говорит: «Извините, сэр, ее разбирают сразу же после доставки. Последнюю шеф забрал». И тогда я понял — эта женщина не просто красавица и умница. Она не просто хороший писатель. Она гениальна, черт возьми. И ею гордится вся страна. Вы уже, наверное, поняли, о ком пойдет речь и кто в этом году получает такую заслуженную премию года в категории «Лучший писатель».

Зал разразился аплодисментами. Дмитрий скривился при виде всех этих напыщенных рож в дорогих костюмах, женщин, чьи лица замерли в ботоксном оскале, вечно немытых и нечесаных операторов. Набившие оскомину физиономии политиков, известных журналистов. Какое убожество! Может, действительно ему нечего там делать, среди всех этих людей. Может, не надо ему рваться в мэры?

— София, дорогая, где же ты? — надрывался тем временем ведущий, напряженно вглядываясь в зал. Луч света выхватил пустое место, где должна была сидеть его жена. И растерянная Лиля рядом. Вот же ж дура, не могла выйти вместо Софии, что ли?

— У меня для тебя сюрприз, дорогая. Я знаю, почему ты прячешься. Ленишься, наверное, выходить на эту сцену дважды, стаптывать звездные ноги. Ладно, ладно, звезда моя, сегодня все ради тебя. Мы приготовили для тебя еще одну премию. Так, небольшую, скромненькую, пустячок. Всего лишь «Человек года». Она твоя. Иди сюда, птичка моя, не стесняйся. Ты это заслужила.

Дмитрий поперхнулся коньяком. Зал снова взорвался аплодисментами, некоторые, особо восторженные личности, начали вставать со своих мест, но София так и не появилась. Дмитрий щелкнул пультом — экран погас. Затем, оттолкнувшись от пола ногами, прямо на кресле, подкатился к выключателю и хлопнул по нему ладонью. В полной темноте он вернулся на свое место. Уличный фонарь, находившийся как раз на уровне его кабинета, отбрасывал тусклый свет. Этого было достаточно, чтобы разглядеть коньяк на столе и чертовых фламандцев. Дмитрий приготовился ждать.

Он недооценил свою жену. Когда он женился на Софии, она казалась потерянной после смерти первого мужа, какого-то иностранца, за которого она выскочила восемнадцатилетней, чтобы вырваться из трущоб, в которых выросла. Молодая вдова была прекрасна, черный цвет необыкновенно шел ей. Бледное лицо, зеленые глаза. Она казалась запорошенной инеем, когда они только начали общаться, и какая же лава страстей скрывалась под ним! Он вспомнил то сумасшедшее время, когда они сутками не вылезали из постели. Когда его бросало в дрожь от одного ее прикосновения. Тогда она была как все. Служила в небольшой конторе, делала скучную работу, и он гордился своей женой-красавицей. Он не учел одного — ее таланта и природной силы, которые все равно прорвались наружу. Такие люди проходят асфальтовым катком по судьбам других, оставляя после себя намертво забетонированную полосу, и остановить этот каток может только что-то более мощное. Скала, например. Он не был скалой. Так, жалкий холм.