Владимир Матлин - Куклу зовут Рейзл

— Не «чанука», а Ханука, — объяснила Маша, взглянув на открытку.

— Что? — удивился Василий.

— Ханука, еврейский праздник. У христиан — Кристмас, а у евреев — Ханука. Ты не знаешь? А говорил, что еврей.

Действительно, говорил. Маша как-то спросила родителей:

— А кто мы? Ну я спрашиваю, мы евреи или кто мы?

Родители переглянулись, и Вася веско молвил:

— Это не имеет никакого значения, все люди в этой стране равны, имеют равные права.

— Я знаю, это называется конституция. Но все куда-то принадлежат. Меня спрашивают, кто я, а я не знаю.

— Зачем они спрашивают, какое кому дело? — насторожилась Валя.

— А чтобы знать, кого с чем поздравлять, с какими праздниками. Мы все друг друга поздравляем.

Валентина в замешательстве посмотрела на мужа. Тот прокашлялся и сказал:

— Видишь ли, тут такое положение: мама твоя русская, а папа еврей. Значит, у тебя есть выбор: ты можешь считаться либо еврейкой, либо русской.

— Русская? Но у нас в школе нет русских. У нас есть евреи, католики и протестанты. Я тогда лучше буду еврей. Is it OK with mom?

«Удивительно это все-таки, — подумал Василий. — Чего бы ни отдали евреи в той стране, чтобы не быть евреями, а тут — добровольно…»

Благодаря случаю с поздравительной открыткой Вася смекнул, что, поскольку звук «ха» в английском языке может обозначаться и как «СН», то фамилия Хайкин… Он тут же раскрыл телефонную книгу и нашёл там на СН несколько столбцов разных Хайкиных-Чайкиных и ещё несколько Хайкиндов. Кто же из них родственник? Тут опять на помощь пришёл случай.

Как многие эмигранты в Америке, Василий американских газет не читал, вполне удовлетворяясь «Новым русским словом». Но как-то случайно в метро его взгляд привлекло газетное объявление в траурной рамке. «Isaac Chaikin» было набрано там большими буквами. Постой, постой, ведь это Исаак Хайкин, это имя его дяди. Конечно, при таком количестве Чайкиных, как в телефонной книге, возможны всякие совпадения, но Василий всё же решил проверить. Прежде всего он купил газету… и ахнул: там был чуть ли не десяток сообщений о смерти этого Айзека Чайкина, и все они выражали соболезнования Джино, сыну покойного. Джино! Вот оно, то самое имя, которое произнёс тогда, почти четверть века назад, гэбэшник в 211-й комнате. Вася отчётливо вспомнил: Джино.

В объявлении сообщалось, что похороны состоятся завтра на кладбище Ган-Шалом, справки по такому-то телефону. Василий сразу же позвонил и попросил телефон Джино Чайкина. Ласково-механический женский голос объяснил, что номера дать не может, но может передать Джино, и он позвонит сам. Василий назвался кузеном и оставил свой домашний номер. Он не особенно надеялся, что родственник откликнется, однако тот позвонил.

Разговор был коротким, но продуктивным. Джино сказал, что очень хочет познакомиться со своим двоюродным братом и его семьёй. С радостью приехал бы к ним, но в ближайшие дни из дома не выходит, сидит шиву по отцу. «Что?» — переспросил Вася. «Шиву, семь дней», — ответил Джино. Может быть, Василий захочет приехать к нему, почтить память дяди? Между прочим, покойный часто вспоминал своего брата Арона и знал, что у него остался сын. Как жаль, он совсем немного не дожил до встречи… Василий записал адрес и на следующий вечер поехал.

Ехать до Бей-Ридж было не так уж далеко, примерно полчаса, но оказался он в другом мире. Чистые, усаженные деревьями улицы, огромные участки, каждый величиной с парк, большие дома, напоминающие помещичьи усадьбы. Чайкину принадлежал огромный двухэтажный дом, к которому от чугунных ворот вела кипарисовая аллея. Расторопные ребята в желтых куртках приняли его машину, и он пошёл прямиком в дом. При входе стоял швейцар, который поклонился и показал рукой, приглашая внутрь. Василия никто не останавливал и ни о чём не спрашивали. Он прошёл мимо завешенного зеркала и оказался в очень большой комнате, где вдоль стен и за столами сидели люди. На стене против входа висел большой портрет с траурным крепом, под ним стояло пустое кресло, а возле кресла, на полу, сидел человек в шапочке и без ботинок. Вася направился прямо к нему, но прежде чем успел представиться, тот поднял глаза и сказал:

— You are Basil Rabochev, aren’t you? I am Jeno, your cousin. Welcome.

Он указал глазами на свободное кресло, и Василий сел. Прямо над его головой оказался портрет умершего дяди. Вася запрокинул голову и посмотрел на него.

— Ну что, есть сходство с братом? — спросил Джино. Разговор шёл, естественно, по-английски.