Айрис Мердок - Время ангелов

Мюриель засмеялась:

— Я не влюблена в своего. Но, я уверена, твой отец гордится тобой, выплачивает тебе субсидии и все такое.

— Ему нет никакого дела до меня. У него масса денег. Он в действительности писатель, или считает себя писателем, а привратником работает просто для развлечения. Когда ему надоест, он поедет дальше. Это просто эксцентричный человек.

— В самом деле?

— Он притворяется бедным русским эмигрантом, но он вовсе не русский, а немец. Видишь ли, он происходит из банкирской прибалтийской семьи. Живет в Англии всю жизнь. Куча денег.

— Ладно, ладно! А как насчет матери?

— Моя мать — удивительная женщина, ты должна познакомиться с ней. Она англичанка, естественно. Они разошлись много лет назад, и она снова вышла замуж за баронета на севере Англии. Я довольно часто езжу туда. Они ужасно важные особы. Я влюблен в свою мать.

— Действительно? Как интересно.

— Моя мать красавица и страшно экстравагантна. Боюсь, вся наша семья слишком эксцентрична. Знаешь, какая страсть у моего отца?

— Какая?

— Азартные игры. Видишь ли, все русские — игроки.

— Мне показалось, ты сказал, что он не русский.

— Ну, эти прибалтийские немцы во всем подражают русским. Он обожает рулетку. И может себе это позволить, посещая Монте-Карло. Затем наступает приступ раскаяния, он налагает на себя епитимью и поступает на какую-нибудь ужасно незаметную работу. Сейчас он как раз отбывает наказание. Я думаю, он скоро убежит.

— Понятно. Полагаю, он выплачивает тебе щедрое содержание.

— Ни гроша. Все потому, что он ненавидит меня. Он бы хотел, чтобы я был девочкой. Все отцы ненавидят своих сыновей и боятся их. Молодая поросль угрожает старым деревьям и тому подобное. Это известная история.

— Очень плохо. Сколько тебе лет, Лео?

— Двадцать. Можно я буду называть тебя Мюриель?

— Пожалуй, да.

— А можно спросить, сколько тебе лет, Мюриель?

— Да. Мне тридцать четыре.

В следующую минуту Мюриель пришло в голову, что она могла бы сказать сорок четыре и ей бы поверили.

— Наверное, ты ужасно опытная?

— В чем?

— В сексе, конечно. А в чем же еще можно быть опытным.

— О да, у меня огромный опыт.

— Думаю, ты гетеросексуальна. В отличие от большинства современных девушек.

— Я совершенно нормальна.

— Никто не нормален, ни с кем не стоит встречаться, так-то вот. Какие парни тебе нравятся?

— Я предпочитаю мужчин постарше. Я хочу сказать, намного старше меня.

— Жаль. Не то чтобы я собирался предложить свои услуги. Ты назвала бы это наглостью. Так или иначе, у меня есть подружка. Хотя нет, я бросил ее.

— Я не так уж интересуюсь сексом, — сказала Мюриель. — Много занималась им, но от этого устаешь.

Упорство Лео вместе с чрезмерной холодностью заразили ее легкомысленной беззаботностью. Она почти поверила в собственную утомленность опытной женщины средних лет. Она только жалела, что не сказала, будто ей по крайней мере сорок.

— Девушки устают, а мужчины — нет. Мне до смерти хочется производить эксперименты, но я не могу найти никого достаточно изобретательного. В действительности одно и то же повторяется снова, снова и снова. Ты мне не поверишь, как доступны пташки в моем колледже. Достаточно только взглянуть на них, и они опрокидываются на спину.

— Так что тебе уже надоело.

— О нет. Право, нет. Наверное, в моем возрасте биология препятствует скуке. Но все это довольно безрадостно. У них нет ничего в голове, а я думаю, что секс — это и разговор тоже, не правда ли? Я не могу спорить с ними, как с тобой. Они такие вялые. И все настолько поверхностно: нет ни драмы, ни тайны, ни напряжения. Их обманывали прежде и будут обманывать впредь. Они просто проходят через твою постель, как через железнодорожную станцию.

— Думаю, что и ты проходишь через их постели таким же точно образом.

— Да, наверное. Но я не хочу этого. Представляешь, у меня никогда не было девственницы!

— Какое невезение. Я полагаю, их трудно найти в наше время.

— В том-то и беда. Жаль, что я не живу в те дни, когда девушек изолировали.

— Изолировали?

— Да. Заточали в монастыри, закрывали, никому не позволяли видеть. Девушки слишком доступны в наше время. Я бы хотел найти строгую, защищенную семьей девушку, укрытую в деревенском домике, которую никому не позволяют видеть, держат за ширмами, занавесками и закрытыми дверями.

— Осмелюсь сказать, она будет совершенно невежественной, когда ты доберешься до нее.

— Нет, нет. Она будет удивительной, чистой. И подумай, какое волнение! Как в Японии. Только увидеть мельком чей-то рукав или вдохнуть аромат духов. Или неделями размышлять, как заглянуть в щель и увидеть волосы девушки.