Антон Уткин - Тридевять земель

– По-моему, – с загадочной улыбкой продолжал Пелль, – гораздо интереснее, для чего же именно "Times" напечатала статью графа Толстого? Что сказал бы "Times", если бы во время трансваальской войны какая-нибудь французская газета напечатала статью англичанина, который требовал бы, чтобы англичане положили оружие даже в том случае, если Кап и Дурбан, не говоря уже о Лондоне, попали бы во власть буров? "Times" протестовал бы, и основательно. Принимая во внимание направление газеты ещё до войны, принимая во внимание, что Англия – союзница Японии – напечатание такой статьи в английской газете является более чем обыкновенным промахом или наивностью. Это, прежде всего действие достойное порицания.

– А моё мнение такое, если позволите, – взял слово Кормилицын, задержавшийся у столика с закусками, – "Times" совершенно справедливо заявляет, что Россия не имеет оснований жаловаться на поведение английской прессы. Не может Россия требовать беспристрастного и объективного отношения к себе со стороны английской прессы, точно так же как Великобритания никогда не требовала, чтобы русская пресса делала вид, будто бы она одинаково сочувствует бурам и англичанам.

Передохнув, нежданные гости опять нырнули в ненастную ночь, оставив в сердце хозяйки полное смятение. Александра Николаевна уже не знала, что и сказать, что и думать.

Исстари соловьёвские яблоки возили в Москву вместе с людьми Урляповых, владевших богатым имением Троицкое, славным своими садами. Если главное богатство Соловьёвки составляли сена, то Троицкое последние годы держалось садами. Заложенные на местах с высокой подпочвенной водой, груши французских сортов «Фондат де буа» и «Клерже» вымерзли в первую же зиму, и тогда отставной генерал-майор Урляпов пригласил знаменитого садовода Центральной России Александра Кондратьевича Грелля, который сумел поправить дело. В подпочве был проложен гончарный дренаж, и после перевивки груш на сибирский боярышник французские сорта стали выдерживать сильнейшие морозы.

Плодовые сады давно уже сдавались помещиками в аренду почти задаром. Хозяева боялись возни с урожаем, со сбытом яблок, и на помещичьих садах сильно наживались, в особенности на этом деле специализировались мещане города Богородицка. Тамошние съёмщики садов, "рендатели", захватили чуть не всю центральную Россию. Знаменитые яблочные рынки в Москве на Болоте и в Питере в "Апраксином дворе" жили этими садовщиками. Но старинный приказчик Урляповых имел в Москве на Болотной площади своего человека, и сбыт урожая всегда был у них обеспечен.

На Преображенье снимали яблоки; священник местного прихода святил их, и обозы с яблоками отправляли в Москву по старине, ибо тарифов железнодорожных боялись. Дорога забирала пятеро суток.

Обоз с яблоками ушёл на Москву по заведенному порядку, но к сроку не возвратился ни Игнат, ни Троицкие. Не знали, что и думать, и предполагали даже, не напали ли лихие люди. Александра Николаевна хотела уже дать знать в полицию, но оказалось, что в церкви на Всесвятской улице, что близ Болотной площади, по желанию местных торговцев должно было быть совершено торжественное молебствие о даровании победы над врагами. Богослужение совершалось перед привезенными святынями из Большого Успенского собора и чтимыми в Москве чудотворными иконами соборным служением, при большом стечении богомольцев, и Игнат решился дождаться такого события.

– Чину-то, чину! – восторженно рассказывал вернувшийся Игнат Гапе, поившей его чаем. – Стой сутки за службой, есть-пить не захочется, так бы и не вышел из церквы-то… Одно слово – Москва!

– Ну, уж если собором служили, – раздумчиво сказала Гапа, – то где ж японцу устоять.

– Никак не устоять, – подхватывал распаренный чаем Игнат.

Пленных японцев везли и в Москву, и в Новгородскую губернию, и в Тверь на почтовых поездах. Появились они и в Рязани. Осенью прибыл из Пензы первый транспорт в количестве 10 офицеров и 249 нижних чинов. Уездная управа осматривала целый ряд новых помещений для размещения японцев. Однажды стало слышно, что почти два десятка этих пленников угодили в соседнюю волость. Со всей округи ездили смотреть на них, точно в зверинец. Ездил грешным делом и Игнат.

– Куда не хорошо! – заключил он, вернувшись. – Мелковат народ. Мне одному пятерых бы надо на левую руку, и то не совладают со мной. А вот, поди ж ты, вояки какие.

Сумерки окутали Соловьёвку. Кричала выпь.