Борис Можаев - Живой

– Обожди маленько, – коротко сказал Васька и захлопнул окно.

– Ну, слава те господи! Одного уговорил, – облегченно вздохнул Фомич. – Еще кого? Хотя бы по человеку на секцию…

Через минуту Васька вышел, застегиваясь на ходу.

– Дядь Федь, а еще кого не надо?

– Одного бы человечка не мешало.

– Обожди маленько. – Васька перебежал через дорогу и постучался к Губановым: – Гринь, выйди-ка!

Вышел тот самый тракторист, которого пытался заполучить Фомич у председателя. Перекинувшись двумя словами, Васька с Гринькой подошли к Фомичу.

– Дядь Федь, а трактором нельзя оттащить плоты по берегу? – спросил Васька.

– Можно попробовать, – безразличным тоном сказал Фомич. – Мне все равно.

– Мы сейчас сбегаем заведем трактор и в момент пригоним, – сказал Гринька.

– Только через село не гоните, – остановил их Фомич. – Нечего народ булгачить. Давайте по берегу.

– А нам все равно. Пошли! – И Гринька с Васькой исчезли в темноте.

«Видать, бог-то есть, – думал, ухмыляясь, Фомич. – Вон он как все рассудил. Не хотели мне тракториста дать, чтоб подтянуть плоты… Так теперь я их за версту отведу, к Святому озеру. И не то что на мель – на сухо вытяну».

К утру все три плота лежали на пологой отмели Святого озера возле самых коровников. Фомич ликовал: только теперь он понял, что там, в конторе, дали промашку – распорядились причалить возле клубного крутояра. Спала бы вода, их еще пришлось бы вытаскивать трактором из озера. Месяц работы. Да трактор надо гнать за тридцать километров. А здесь они – вода спадет – на сухом месте. И подъезды к ним хорошие. Подгоняй любую машину, нагружай и вези, куда хочешь. «Выходит, я не одну тыщу сэкономил. Может, еще и премию отхвачу. И все за литру водки! Вот тебе и полая вода…»

Половодье в Прудках – пора веселого отдыха и кратковременной дармовой добычи. Ребятишки день-деньской кричат, как грачи, на тополиной горке – кто в городки играет, кто в лапту, и на шармака, и в ездушки: проиграешь – вези соперника на своей спине от кона и до кона. Старухи спозаранок выползают на завалинки и долго греются на солнце, из-под ладони смотрят, как переливается в солнечном блеске желтовато-мутная неоглядная вода. «И куда она вся деется?» – «Вода-то?» – «Ну!» – «Сказывают, в море». – «А у моря что ж, ай дна нет?» – «В пропасть уходит…» – «Ах, ба-атюшки мои!»

Старики в такую пору не судачат; вместе с мужиками, которые на технике не заняты, шныряют они в лодках по лугам – подбирают плывущие бревна, спиливают сухостой, грузят в лодки, а тяжеленные коряжины буксируют на веревках. В хозяйстве все пригодится… Мало какое добро выносит полая вода; иной в лодке везет бревна, а в руках ружье держит: того и гляди, утка вылетит из-за леса или заяц подвернется на каком-либо незатопленном островке. Приберут. Прудковские жалости не имут.

В такую пору по мутной вольной воде начинает биться лещ, сазан, щука. Возле кустарников, у берегов скрывшихся под водой бочажин ставят великое множество двукрылых шахов и однокрылых куликов, горловины затонов и стариц перекрывают сетями. А у кого нет лодок, те бродят вдоль берегов с закидухой – квадратной сетью на конце длинной оструганной жерди. Всякому своя работа. И редкий прудковский мужик откажет заезжему любителю свежей рыбки из какого-нибудь суходольного Тиханова. «Бери, сколько хочешь. По десятке за кило». – «А дешевле нельзя?» – «Пашано нонче почем? То-то и оно. Дешевле нам нельзя. За счет природы только и выезжаем».

Полая вода была в этом году высокая, под самую ферму подошла, и неподалеку от коровников стоящие хранилища с семенным картофелем потекли. Пришлось срочно перебирать весь картофель. Гузенков приказал согнать на хранилища все Прудки и сам прикатил на «газике». По домам ходил Пашка Воронин, созывая людей.

Фомич после утренней рыбалки сидел на крыльце и читал газету, когда остановился перед ним Воронин.

– Председатель приказал всем идти на овощехранилище. И тебе тоже идти с семьей… картошку перебирать. Понял?

Фомич, не отрываясь от газеты, спросил:

– А кто отвечает за эту семенную картошку? Гузенков?

– Да, сам председатель. И приказ его.

– Тогда передай ему – пусть вся эта картошка потонет. Я и пальцем не шевельну.

– Я передам. Но смотри, не пришлось бы пожалеть. Мы тебя еще снимем.

– Руки коротки!

– Посмотрим.

Когда Пашка передал Гузенкову эти слова, председатель так гаркнул возле хранилища, что Фомич на крыльце услыхал:

– Выгоню!