Владимир Леонов - Место встречи – детство

Здесь я не удержался, брякнул не подумав:

– И сколько сейчас веток на багульнике?

Дымок как – то укоризненно покачал головой – мол не мог подождать, Арина и так бы ответила: «А еще воспитываешь меня? На себя бы посмотрел, мой мальчик!» – Предполагаю, что где – то так думал мой пес.

– Ой, извини Арина, я перебил тебя, – заискивающе пролепетал я. – Мне так неловко.

Но девушка не обратила внимание на мои слова, она вся находилась в своих переживаниях.

– Да ну, какие там извинения, – успокоила она меня. – Подумаешь, опередил немного мой ответ. Ты же переживал, поэтому и хотел скорее узнать счастливый конец. А веток сейчас триста пятьдесят и триста пятьдесят на них розовых лент. Бабушка моя поправилась, даже иногда встает с постели, ходит по комнате. Как видите, мои дорогие друзья, осталось всего четырнадцать дней – и будет ровно триста шестьдесят четыре ветки на дереве и триста шестьдесят четыре повязанных розовых лент. И тогда моя бабушка окончательно станет здоровой! Я так жду этого дня. Он будет самым счастливым днем в моей жизни!

Арина улыбнулась, возникло ощущение, что кругом стало светлее. Дымок приветливо замахал лохматым хвостом, залился веселым повизгиванием, затем крутнулся на месте и сделал круг по саду. Так он выражал свою радость по поводу благополучного исцеления старушки, и просто потому, что очень любил меня и Арину.

Арина подошла к багульнику, наклонила ветку и стала повязывать на ней розовую ленту, которая висела рядом, на другом дереве. Я увидел на том дереве ровно тринадцать лент.

– Можно мне помочь тебе, – спросил я. – Вдвоем легче и быстрее это сделать.

Арина, не оборачиваясь ко мне, отрицательно махнула головой.

– Нельзя! – голос ее был тверд. – Тогда пропадет волшебство. Ангел так мне и сказал:» Чтобы никто не прикасался, пока не будут повязаны триста шестьдесят четыре ветки».

Я полностью был согласен с ней – в магических делах важна каждая деталь, стоит только повести себя необдуманно, легкомысленно, как все чары пройдут, и останешься как тот старик и старуха у разбитого корыта.

– Я одно поняла, – продолжала говорить Арина, – что сильно пожелаешь, то и в жизни у тебя произойдет. Я вот так горячо захотела, чтобы бабуся моя не умерла, так молилась, что голос мой был услышан Звездным Небом – и ко мне прилетел добрый ангел. Это важное я запомню на всю жизнь: нельзя никогда опускать руки, если твое сердце бьется за жизнь родных, то смерти не так – то легко забрать их к себе.

– Какая чудная музыка жизни звучит в твоих словах, – произнес с легкой грустью я. – Я бы хотел, чтобы сейчас эти слова услышала моя мама. Чтобы там, в Звездном Небе, она не корила меня, что не прилетел ангел и не спас ее. Ведь все равно она живет в моем сердце, такая молодая и красивая.

А еще я подумал, что обязательно расскажу папе про это удивительное дерево с розовыми лентами. Конечно, только тогда, когда все триста шестьдесят четыре ветки багульника будут обвязаны лентами, и бабушка Арины встанет на ноги. И мы с папой посадим во дворе дерево, назовем его именем мамы, и я буду на каждой ветке зеленой привязывать ленточки такого же цвета, как глаза у моей мамы – синего. Пусть она смотрит из Звездного Неба на наш дом, увидит дерево и ленточки, и станет ей хорошо – о ней помнят, ее любят и грустят по ней.

– Вот и хорошо, что ты думаешь о свое маме, – словно прочитала мои мысли Арина. – Это для нее так значимо, так важно, что она там, во Вселенной, не одинока.

Дымок ткнул меня мокрым носом и завилял хвостом – пришла пора уходит. Попрощавшись с Ариной, мы вышли из сада, Арина еще долго стояла около калитки и махала нам рукой.

Лето выдалось дождливым. Часто случались грозы, завывание ветра. Словно рядом пролетал самолет. Я, по совету папы, здорово наловчился удерживать Дымка от патологического страха. Мы прятались в папиной комнате, в большом пустом шкафу. Дымок начинал трястись мелкой дрожью, точно листок на ветру. Я крепко – крепко обнимал собаку за шею, шептал ему на ухо добрые слова. А иногда даже убаюкивал. Уши Дымка стояли торчком, неподвижно, как два солдата на посту. Он выглядел в шкафу таким большим, внушительным, словно был с размером слона. Дымок благодарно лизал мне руки, тихо – тихо повизгивал, но не вырывался, вел себя смирно.

Когда гром переставал греметь, выглядывало солнышко, я выпускал Дымка из своеобразной темницы. Пес, как ни в чем не бывало, забирался ко мне на постель, растягивался, переворачивался на бок. Шерсть у него и так не была густая, а здесь вообще смотрелась тонкой и легкой, словно пух. Собака наслаждалась свежестью, которая после дождя поднималась с земли и проникала в дом через открытые окна, вся ее морда ну просто светилась от радости. В такие минуты Дымок целиком и полностью оккупировал мою кровать, предавался собачье неге, а старался ему не мешать, выходил на улицу.