Екатерина Великина - От заката до обеда

Черта с два!

У одноклассников – ремонт. У подружки – кухня новая. А у меня, блин, только вежливые тараканы и (как оказалось) хитрожопое излучение в мозгу.

Короче, добро на ремонт мне дали только с тем условием, что я сама ремонтом занимаюсь и больше никого в это дело не впутываю. У Димы деньги, у меня динамо в заднице, так что, по сути дела, все по-честному.

Первым делом нашла строителей. Из плюсов – родственники, недорого, с опытом. Из минусов – родственники, дешево хорошо не бывает, опыт по старопердунским квартирам.

Строители:

– Въедем в пятницу, Катерина. Пакуй вещи и присматривай новую кухню.

Итак, понедельник-пятница.

Как подорванная бегаю по помойкам и собираю коробки. К пятнице процесс закончен. Жить в квартире нельзя, зубная щетка хрен-его-знает-где.

Пятница-суббота.

Строители:

– Переезжайте. В субботу завожу бригаду.

Уезжаем к моей мамаше. На словах просто. На деле – хуже. Поганец Фасолец оброс барахлом, и кое-как влезаем в две машины. У мамаши срач. Зубная щетка хрен-его-знает-где.

Суббота, вечер.

Строители:

– Не получилось. Приедем в понедельник.

Разгребаю мамашин срач, с горем пополам устраиваюсь, черт-с-ней-с-зубной-щеткой. Дима в шоколаде – мать с ребенком, я на кухне, Сам у телевизора. Из плюсов – мы ужились, из минусов – ненавижу маму, Диму и Фасольку.

Две недели.

Живем у мамы. Дементий и Фасолька мордеют, мама забыла, как включается плита. Понимаю, что родилась не там, вышла замуж не за того и, к сожалению, ухитрилась родить ему подобного.

Суббота.

Знаете, как испортить покупку новой кухни жене? Рассказываю. Долго-долго выбираете кухню, еще пару часов обсуждаете, где что будет, опосля дополняете дело каменной столешницей и увозите супругу домой. Диалог по дороге:

Она. Девочка-продавальщица – супер. Так долго с нами возилась. Теперь я спокойна.

О н. Ага, девка забавная, у нее татуировка на заднице.

Она. Г-г-где?

О н. На правой ягодице.

Убью урода.

Воскресенье.

Строители:

– Катя, ты извини, но теперь точно… Мы только в ноябре сможем начать.

Возвращаемся домой.

Итак, сентябрь, пять утра, светает. Зубная щетка хрен-его-знает-где. (Впрочем, и все остальное по коробкам.) Сижу на диване, поджав ноги. Ремонт – через месяц.

Пепел стряхиваю на справку из больницы.

Угу.

Пью, курю, а по утрам – бадья кофе.

Потому что зло и нервно. Никаких давлений, тахикардии и прочего. Нос холодный, настроение паскудное. Не болею.

Выздоровела.

Из зеркала лыбится Катечкина.

Ур-р-ра!

Да, кстати… Фасолец научился говорить «пистуй».

Но это не то, что можно подумать. Просто сок кончился.

В жизни каждой женщины должен быть хотя бы один дежурный идиот, воспоминания о котором вгоняют в тоску и заставляют философски относиться к заскокам нынешнего бойфренда. Честно говоря, мой собственный бестиарий настолько многообразен, что выбрать из него уникума достаточно сложно. Тут были и «борцы с курением и красным лаком для ногтей», и желающие забрачеваться опосля первой свиданки, и даже один поборник чистоты речи затесался.

Даже не знаю, о ком и рассказать.

Хуже всего, конечно, спортсмены и военные. Так, один курсант из Суворовского мог меня часа по три кряду на бульваре выгуливать. Ему-то хоть бы хрен – он на караулах по полдня стоит и посему имеет весьма морозоустойчивую жопу. А то, что моя задница военному делу не обученная, ему даже в голову не приходит. У них, у военных, режим: от забора до заката. Со спортсменами еще чище. Гулять, конечно, нигде не надо, но три часа на бульваре просто-таки мышиный писк по сравнению с тремя часами спортивного зала, затраченными на просмотр какой-нибудь длиннющей тренировки. Помнится, сидишь, за перилки держишься, а в голове совершенно неспортивная мысль о том, что «только бы тебе, козлине, в первом раунде насовали, тогда к 19:00 домой успеем».

Ну да это все лирика. Потому что заглавного своего идиота я все-таки вспомнила. В миру его звали Павел Николаевич Грищук, во дворе – Пауль, а у меня дома не иначе как Дрищук. Вообще, когда-то у меня был пост о том, что мечты-всей-жизни не должны реализовываться. Во-первых, стимул теряется, а во-вторых, осознание того, что всю собственную жизнь вы мечтали о каком-то дерьме, оптимизма не прибавляет. Так же получилось и с Пашей.

Не помню, каким именно ветром его занесло в нашу компанию, зато отчетливо помню, что ценностей у Пауля всего две было. Первая – недюжинный рост, а вторая – ничем не мотивированная любовь к подруге моей Вобле. Совокупность этих выдающихся качеств довольно долго не давала мне покоя и приводила в крайнее недоумение. Дело в том, что в Вобле не было ничего примечательного, окромя прозвища. Последнее приклеилось к ней за меланхоличный нрав в сочетании с нулевым бюстом и некоторой вытаращенностью взгляда и отклеиваться не желало, хоть ты тресни. Мы делали ей макияж, засовывали подплечники в лифчик и даже челку красили пергидролем – рыбный имидж оставался непоколебим. Поэтому Паша, избравший Воблу объектом обожания, немало удивил девчачий консилиум.