Владимир Леонов - Мой ломтик счастья

Мой прадед вместе со своими помощниками охранял деревья в этом лесу. Чтобы человек не рубил их без разрешения, а дикий зверь не поедал кору. Он рано, еще до восхода солнца, уходил из дома и возвращался уже глубокой ночью, когда на небе вовсю горели звезды.

И вот однажды, как обычно, прадед и другие работники возвращались домой. Дело было зимой. Уже наступила ночь, мороз стоял, ну, просто лютый. На земле и на деревьях толстым ковром лежал снег, ветки деревьев, когда люди трогали их руками, стреляли как ружья.

Казалось, земля умерла и ее одели в белый саван. Королева Зима не щадила ни человека, ни зверя. Чудовищный мороз заставил волка прыгать резво между сугробами, поджав коченеющий хвост, а птицы, сидя на ветках, непрерывно перебирали своими розовыми ножками, чтобы не околеть. Даже жившие в дупле белочки, пытаясь согреться, все время обмахивали друг друга пушистыми хвостами и прижимались теплыми носиками. Ни кролики, ни кроты, ни мышки полевые, проживающие в глубоких земляных норах, не выказывали носа. И только медведь, сладко посасывая свои лапы, спал в теплой берлоге, не ощущая такого адского холода.

Обледеневший снег мешал идти рабочим, пальцы рук и ног, несмотря на толстые варежки и утепленные сапоги, уже настолько замерзли, что люди перестали их чувствовать.

Здесь налетел свирепый ветер, принес с собой столько снега, что люди потеряли друг друга в этой кромешной белой мгле. А мой прадед не удержался под порывами ветра, скатился в какую – то яму, наверное, вырытую специально для поимки зверя. Когда он поднялся на поверхность, весь засыпанный снегом, в точь – точь как снеговик, то понял, что остался один – ни одного товарища рядом. Он пытался кричать, звать на помощь, но голос настолько был простужен, что издавал только невнятное глухое бормотанье.

Он понял, что заблудился, потерял дорогу в этой круговерти ветра и снег. Куда идти? В какой стороне дом? На него нашел страх, да такой великий, что ноги непроизвольно подогнулись, и прадед сел на снег. Совсем обессиленным. А Королеве Зиме только этого и надо – она беспощадно усыпляет усталого путника, если он не двигается. Превращает его в обледеневшую горку.

Превозмогая боль и усталость, прадед поднялся. Так не хотелось ему замерзнуть в бору или стать добычей диких зверей. На счастье, ветер утих, небо открылось и Луна, круглая и сверкающая, опустила на землю серебряное покрывало. Прадед пошел вперед, сначала наугад, а потом увидел следы своих товарищей, и они в конце концов вывели его на край леса, на опушку, а там – вдали огоньки своего поселка.

Прадед, обрадованный, было побежал, но поскользнулся на твердом и гладком, как лед, снегу и упал под старый дуб… Когда прадед протер запорошенные снегом глаза… и что же он увидел? На белоснежном снегу что – то блестело, как блестят льдинки на солнце. Прадед осторожно подошел к самому дереву, наклонился, но блестящий предмет вдруг покатился под гору, к самому оврагу, глубокому, как сам океан, куда и звери опасались спускаться. Лесоруб остановился, размышляя, стоит ему дальше двигаться или нет – все – таки впереди чудовищная пропасть.

Неожиданно раздался тонкий детский голос, жалобный и плачущий, доносился он из этого свертка, что катился вниз. Прадед понял – младенец в свертке и грозит ему смерть. Не раздумывая больше, бросился вслед скользящему предмету и успел поймать его на самом краю оврагу, поцарапав о твердый снег до самой крови пальцы рук.

Прадед поднял сверток, это была прочная, золотом расшитая ткань. Он развернул ее… лежала крохотная девочка, дитя спало, обессиленное пережитым страхом. Было что – то необычное в облике девочки. Лесоруб пытался сообразить – что же привлекло его внимание. И вот оно, вот ответ на загадку: в светлых детских волосах, в золотистых кудряшках, светилась маленькая звездочка. Он потрогал ее, холодная, твердая, но свет испускала ровный и чистый. Он падал на личико младенца и придавал ему сказочное свечение, нежно – розовое.

И вот мой прадед стал размышлять:

– Не случайна моя находка. Бог решил подвергнуть меня испытанию: добрый ли я человек, милосердный или злой, злобный. Оставляю я дитя замерзать на этом лютом морозе или я отнесу ребенка к себе домой, и будем мы с женой растить его как своего, заботиться о нем. И пусть товарищи мои подумают, что я глупый и мягкосердечный, и пусть с едой у нас дома не густо, я младенца ни за что не брошу.

Прадед осторожно поднял ребенка, туго завернул его в ткань, чтобы защитить от жгучего мороза и быстро пошел к своему поселку, огни которого хорошо были видны внизу. Он перестал чувствовать мороз, его сердце наполнилось теплом и радостью – они так с женой мечтали о ребенке… И вдруг небо услышало их молитвы. Прижимал крепко к груди маленький сверток, словно нес слиток золота.