Эрик Маккормак - Первая труба к бою против чудовищного строя женщин

К полудню мир начал обретать форму, и вскоре стало ясно видно во все стороны. Я уже далеко заехал в горы и приближался к Стровену. Теперь я узнал дорогу – та самая, по которой давним утром громыхал автобус, увозя меня прочь.

Неподалеку от Стровена на обочине появились огромные желтые знаки: «Опасность… Конец пути… Проезда нет». Я подъехал к передвижному домику с надписью «Охрана» и военным щитком: «Саперы». Дальше дорога была заброшена, заросла сорняками. Я припарковался. Несколько ошеломленный на вид юный солдат распахнул дверь домика, поправляя на голове берет. Спал, наверное.

– Я хочу проехать в Стровен, – сказал я.

– Невозможно, – ответил он. – Запретная зона.

– Почему?

– Вся земля вокруг города в любой момент может обрушиться. Там большая дыра. Проезд запрещен.

– Я приехал издалека, – сказал я. – Я жил тут прежде.

Он видел, как я разочарован.

– В самом деле? – переспросил он. – Послушайте, может, не следовало вам говорить, но большой беды не вижу. – Он ткнул пальцем вдоль заброшенного шоссе. – Примерно в полумиле отсюда будет проволочная ограда. Она под напряжением. Тянется вокруг всего Стровена. Если хотите, можете обойти город снаружи. Инженеры тоже так делают, когда приезжают осматривать местность. Если пойдете вдоль ограды, она вас выведет к Кэрн-Хед, а оттуда вы увидите сверху весь город. Погодите минуточку. – Он сходил в дом и вынес мне бинокль. – Возьмите напрокат.

Я поблагодарил солдата и повесил бинокль себе на шею.

Я пошел по дороге и вскоре оказался у изгороди, о которой он говорил. Прочная металлическая сетка высотой примерно в десять футов была обмотана наверху петлями колючей проволоки. Через равные промежутки к ограде крепились маленькие металлические значки с надписью «ОПАСНО – ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ».

Я взобрался на низкую каменную приступку, которой заброшенная дорога была окаймлена с восточной стороны, спрыгнул на болотистую землю и пошел вдоль ограды. К сожалению, я не прихватил с собой сапоги: здесь было сыро, и ботинки скоро промокли насквозь. По крайней мере пальто оказалось достаточно теплым, и мне было приятно брести на свежем воздухе по тем местам, где я гулял много лет назад.

По мере того как я продвигался вперед по болотам, я замечал на склонах холмов отары овец, они щипали весенний вереск. Овцы оглядывались на меня, но не пугались. Кружились и кричали под серыми небесами чибисы. Ограда пошла по склону Кэрн-Хед, и вся местность начала круто приподниматься. Мальчишкой я часто взбирался сюда. Гора не изменилась, зато изменился я сам: от усилий я вспотел и задыхался. Но я знал, что уже почти добрался – перевалив отрог Кэрн-Хед, я попаду на небольшой скальный уступ, откуда увижу весь Стровен.

И вот площадка – притаилась меж отрогами, словно между подпорками для книг.

С того места, где я стоял – в тысяче футов над городом и в полумиле от него, – можно было поклясться, что там ничего не изменилось. Только люди исчезли. На краю города все так же вздымался к серому небу шахтный подъемник. Гранитные здания главной улицы – Ратуша, Банк, Церковь – выглядели такими же, как прежде. И все остальные строения по периметру Площади – Аптека Гленна, Кафе – казались неизменными. Ряды шахтерских домов – все такие же опрятные. И, разумеется, дом, где я родился, где умерла моя мать. Внешне он сохранился в неприкосновенности.

Так мог бы выглядеть город спозаранку, пока никто еще не вышел на улицы Стровена, не проснулся в домах, и подъемник еще не начал выпускать ночную смену из тоннелей на глубине в несколько тысяч футов.

Я долго смотрел на город.

А затем поднес к глазам бинокль. Когда я подправил фокус, реальность обрушилась на меня: с подъемника свисали оборванные тросы, по всей главной улице пробились всевозможные травы и сорняки, мостовая потрескалась и напоминала мозаичную головоломку. Центр Площади оставался в тени, но здания по краям выглядели трагично, как в городе-призраке: краска облезла, окна выбиты, двери сорваны с петель, в крышах дыры от выпавшей черепицы.

Я направил бинокль на дом, в котором родился. С одной стороны крыша обвалилась, стекол в окнах нет, каминная труба рухнула. Трава, чертополох и крапива в саду переросли живую изгородь.

Я направил бинокль к западу, в сторону кладбища.

Там я приметил нечто странное. Большинство памятников тоже было разрушено, и вот что неожиданно: выглядели они так, словно их специально столкнули – так, чтобы все они указывали в одном направлении, на город.