Леонард Коэн - Любимая игра

И. Г. Фарбен [45]

Мистер Вселенная

Джо Хилл

Вольфганг Амадей Джолсон [46]

Этель Розенберг [47]

Дядя Том

Маленький грустный мальчик [48]

Рабби Зигмунд Фрейд

Он запихнул петиции поглубже в ее спальник и направился к шоссе, расчерченному фарами. Воздуху ничем не помочь.

Как она выглядела в ту, самую важную секунду?

В моем мозгу она стоит отдельно, непривязанная к мелочному повествованию. Ошеломительный цвет кожи, словно белое на молодой ветке, когда зеленое счищено ногтем. Соски цвета нагих губ. Мокрые волосы войсками сверкающих стрел лежали по плечам.

Она была из плоти и ресниц.

Но ты сказал, она была хромая, наверное, как Берта после падения?

Не знаю.

Почему ты не можешь рассказать Шелл?

Мой голос ее расстроит.

Шелл коснулась щеки Бривмана.

– Расскажи остальное.

У Тамары были длинные ноги, один бог знает, какие длинные. Иногда на заседаниях она брала аж три стула. Волосы спутанные и черные. Бривман пытался отделить один локон и проследить, как он падает и извивается. От этого в глазах возникало такое ощущение, будто попал в затянутый паутиной чулан без единой пылинки.

Для охоты на женщин-коммунисток у Бривмана с Кранцем была специальная экипировка. Темные костюмы, наглухо застегнутые жилеты, перчатки и зонтики.

Они появлялись на каждом заседании Коммунистического клуба. Величественно усаживались – у остальных воротнички расстегнуты, чавкают своими обеденными бутербродами из бумажных пакетов.

Во время тоскливой речи об американском бактериологическом оружии Кранц шепнул:

– Бривман, почему так уродливы бумажные пакеты, набитые белым хлебом?

– Я рад, что ты спросил, Кранц. Они есть реклама бренности тела. Если бы торчок носил свой шприц на лацкане, ты испытал бы такое же отвращение. Пакет, распухший от еды, – своего рода видимые кишки. Пусть большевики таскают свой пищеварительный тракт на рукавах!

– Достаточно, Бривман. Я так и подумал, что ты знаешь.

– Ты на нее посмотри, Кранц!

Тамара стянула еще один стул для своих непостижимых конечностей. В ту же секунду председатель прервал оратора и махнул молотком на Кранца и Бривмана.

– Если вы, шутники, не заткнетесь, вылетите отсюда.

Они поднялись, чтобы официально извиниться.

– Сядьте, сядьте, только потише.

Корея наводнена насекомыми янки. У них есть бомбы, наполненные заразными комарами.

– Теперь у меня к тебе пара вопросов, Кранц. Что творится под этими крестьянским блузками и юбками, которые она все время носит? Как высоко тянутся ее ноги? Что происходит после того, как ее запястья ныряют в рукава? Где у нее начинаются груди?

– Ты за этим сюда и пришел, Бривман.

Тамара училась с ним вместе в старших классах, но он ее не замечал, поскольку она была толстой. Они ходили в школу одной дорогой, но он не замечал ее никогда. Вожделение учило его глаза отсеивать все, что нельзя целовать.

Но теперь она была стройной и высокой. Ее спелая нижняя губа изгибалась над своей отдельной маленькой тенью. Правда, она тяжело двигалась, будто ее руки и ноги все еще нагружены массой плоти, которую она вспоминает с горечью.

– Знаешь одну из главных причин, почему я ее хочу?

– Я знаю главную причину.

– Ошибаешься, Кранц. Потому что она живет на соседней улице. Она принадлежит мне так же, как парк.

– Ты совершенно больной парень.

Через минуту Кранц добавил:

– Эти люди наполовину правы насчет тебя, Бривман. Ты – эмоциональный империалист.

– Ты долго об этом думал, да?

– Некоторое время.

– Это хорошо.

Они торжественно пожали друг другу руки. Обменялись зонтиками. Затянули друг другу галстуки. Бривман расцеловал Кранца, словно французский генерал, вручающий медали.

Председатель постучал молотком, спасая заседание.

– Вон! Водевили нас не интересуют. Кривляться ступайте на гору!

Гора означала Вестмаунт [49]. Они решили последовать его совету. На Вышке они потренировали мягкую чечетку, восторгаясь своей нелепостью. Шаги Бривману никогда не удавались, но нравилось размахивать зонтиком.

– Знаешь, почему я люблю женщин-коммунисток?

– Да, Бривман.

– Опять ошибаешься. Потому что они не верят в мир.

Они сели на каменную стену, спинами к реке и к городу.

– Очень скоро, Кранц, очень скоро я окажусь с ней в комнате. Мы окажемся в комнате. Вокруг нас будет комната.

– Пока, Бривман. Мне надо бы позаниматься.

Дом Кранца был недалеко. Он серьезно, он правда уходил. Впервые Кранц…