Сергей Бабаян: Свадьба

Тузов одиноко стоял у машины – левой рукой держась за открытую дверцу, а правой пощипывая редкие сосульчатые усы. Вид у него был немного растерянный: скорее всего, из, наверное, полусотенной встречавшей толпы он почти никого не знал – по крайней мере, я не видел ни одного человека, который бы внешностью и повадкой походил на знакомого Тузова. Я невольно шагнул к нему… тут свидетель – по сути, преграждавший Тузову путь передней открытой дверцей и своею спиной, – потянул его за рукав и поспешил к головной машине.

В «Волге» с распятой на радиаторе куклою, по-видимому, сидела невеста – но ее пока не было видно: чемто разноцветно искрящимся – с преобладанием снежнобелого – был иллюминован салон над задним сиденьем… Свидетель, сияя улыбкой, рванул за ручку заднюю дверь; из машины – как из включенного вдруг динамика – кнопочно грянул пронзительный визг и смех; коротко высветилось чье-то распяленное в жизнерадостном крике красногубое, раскрашенное матрешкой лицо; тонкие женские руки с малиновыми каплями чудовищно длинных – стручками – ногтей замелькали, отмахиваясь, перед носом свидетеля… Свидетель, улыбаясь до петлистых ушей (кажется, я увидел, где у него кончаются зубы), повернулся к неловко стоявшему рядом Тузову (тот привычно ссутулился и перенес тяжесть тела на правую ногу, выгнув левую по-женски немного внутрь: вышло беспомощно и неуклюже) и что-то ему сказал; Тузов, конфузливо улыбаясь, угловатыми порывистыми движениями суетливо побежал по карманам – и начал поспешно вытаскивать из них и совать в хищные красно-когтистые руки смятые в тряпку рубли, трояки… После каждой бумажки из салона раздавался как будто протестующий визг.

– Что они там делают?… – шепотом спросил Славик.

– По-моему, выкупают невесту, – сказал я, немного знакомый с обычаем.

– Ужас какой-то, – сказала Лика.

– Все это напоминает сумасшедший дом, – сказала Зоя, скептически улыбаясь.

Наконец (Тузов вывернул уродливо вздыбившиеся пустые карманы: на асфальт высыпались, звеня, и покатились пять или шесть монет; он проводил их глазами и сделал движение – но не стал поднимать), – наконец, свидетель, пригнувшись, нырнул рукою в салон и буквально выволок из него (уши при этом резал просто какой-то нечеловеческий – электрический – визг) паукообразную, всклокоченную горгоной девицу – и запанибратски отпихнул ее на обочину. Тузов, помаргивая, наклонился, подал руку ладонью вверх – ему ответила тонкая, бледная, с голубоватой жилкой рука…

Вышла невеста.

– М-да, – прошептал Славик. – Как сказала бы тетя Миля, уж больно худа…

Лика ласково и немного укоризненно на него посмотрела. Она была… ну, во всяком случае никак не толще невесты.

– Ни рожи ни кожи, – сказала Зоя, взглянув на меня. У Зои была изумительная фигура.

Невеста была действительно худа, черна, смугла – и по первому впечатлению более всего походила на раскрашенную ворону. Ее маленькое лицо было угловатым и несколько даже асимметричным – быть может, благодаря (хотя этот союз здесь более чем неудачен) искривляющей ее ярко-красные губы какой-то хищноватой гримасе; нос и подбородок ее были длинны и остры (я вдруг вспомнил Эдгара По: и только нос ее – длинный, тонкий, гибкий, извилистый и угреватый…), изогнутые неестественно правильными дугами брови выщипаны до ниток, глаза были угольно-черные, с яркими острыми искорками в глубине… может быть, я пристрастен (и уж угрей-то, во всяком случае, у нее не было видно); может быть, эти черты, взятые вне общего их выражения, были бы и недурны, – но именно общее, совокупное их выражение – еще и, наверное, умягченная ситуацией смесь нахальства, хитрости, грубости и одновременно какой-то животной (предвкушающей самоценное плотское) радости, а все вместе, чтобы лишних не тратить слов, самоуверенной и даже агрессивной вульгарности (я думаю, Пушкин бы вздрогнул, увидев это лицо), – производило – по крайней мере, на меня – отталкивающее, тягостное, а при одновременной мысли о Тузове и удручающее впечатление…

Невеста медленно подняла через стороны тонкие, казалось, странно длинные руки – и вдруг с каким-то залихватским, чуть хрипловатым, протяжным выкрикомвзвизгом: «Иэ-э-эх!…» – крутнулась на одной – поджавши другую – ноге: вспенилась заброшенная на смолисточерный гарсон фата и полупрозрачный тюлевый шлейф подвенечного платья… Тузов стоял осклабясь и чуть исподлобья поглядывал по сторонам.

– Платье-то какое шикарное, – тихо сказала Лика.