Бернард Вербер - Последний секрет

Больные и санитары ждут, но Лукреция не появляется.

– Вероятно, она напоролась на подводную скалу, потому и не поднимается на поверхность, – говорит помощник санитара.

Ариана морщится.

– Я должна была, должна была…

Все наклоняются, прощупывая взглядами морскую поверхность, но волнение слишком велико, чтобы можно было различить пронзенное скалой тело. Пьерро не показывает ни малейшего признака жалости.

– Отлично, – говорит он. – Она намеревалась все осветить в прессе.

Ариана продолжает верить, что ее подруга выжила. Она все еще смотрит на поверхность моря, а остальные уходят, чтобы снова заняться своими делами.

– Давай, пойдем же, – говорит ей Пьерро. Поколебавшись, Ариана идет за ним.

«Мыши умеют плавать?»

Мышь задыхалась, барахталась. Она погружалась в воду из-за того, что неправильно двигалась.

Самюэль Феншэ и Жан-Луи Мартен сомневались, стоит ли вмешиваться: это исказило бы эксперимент.

Морская поверхность пустынна. Волны по-прежнему бьются об отвесные скалы. На пляж выносит кусок пурпурной ткани, испачканной кровью.

В конце концов Фрейд всплывает. Сквозь воду он увидел рукоять, успокоился и нашел способ подняться на поверхность. Мышь входит в зону, где полагается спуститься в подводный туннель, чтобы продвинуться вперед. Фрейд, который впервые увидел воду каких-то несколько минут назад и даже не знал, умеет ли плавать, задержав дыхание, бросается вниз и углубляется в туннель.

Ариана, для очистки совести, возвращается на обрыв, с которого прыгнула журналистка. Она замечает окровавленную ткань.

Не шевелясь, она смотрит на поверхность воды. Крабы внизу бегут, будто для того, чтобы присоединиться к пиру.

Все, что может быть плохо, – плохо. Что бы я ни делала, я ошибаюсь. Только в кино люди в конце концов выходят из воды.

Средиземное море волнуется, и его рев становится оглушительным. Ариана все еще всматривается в воду, но вдруг все тонет в густом морском тумане, который нагнали ветры. Туман становится непроницаемым. С высоты Ариана больше не видит даже поверхности воды, покрытой серым пушком. Она, вздыхая, колеблется, не броситься ли в воду и ей, но звонок, означающий, что в столовой собираются подавать завтрак, удерживает ее.

Фрейд ловко плывет по прозрачному водному туннелю. Он помогает себе длинным розовым хвостом, чтобы продвигаться в этом месте, в конечном счете менее трудном, чем он предполагал. Единственное неудобство в том, что он не может пользоваться своими обонятельными рецепторами, – это слегка дезорганизует его.

Но и в воде он не терял цель из виду: восхитительная рукоять, маячащая вдали.

Спрятавшись во впадину, защищенную скалами, Лукреция дышит, высунув кончик носа из воды.

В такие моменты, говорит она себе, я хотела бы иметь нос подлиннее, он бы служил перископом.

Ее длинные рыжие волосы, словно водоросли, плавают вокруг. Сквозь воду она различает уходящую Ариану.

Ах ты, я бы тебе показала гороскоп! Хотя выдать себя девушке-Весам… В конечном счете я должна была усомниться.

Пользуясь туманом, который, словно хлопковая скатерть, накрыл поверхность моря, журналистка плывет к острову Сент-Онор.

К счастью, от острова до острова не так уж и далеко. Пьерро был прав.

Мышь Фрейд плывет.

Наконец она достигает второго из Леринских островов: острова Сент-Онор.

Лукреция выходит на пляж, с нее струями спадает вода – определенно наяда, выходящая из тумана. При падении она оцарапалась об острые скалы, и на ее левом бедре краснеет ссадина.

Поселение возвышается над виноградниками и оливковыми деревьями. Она идет в этом направлении. Внутри она обнаруживает масличный завод, над дверью которого висит зеленый гербовый щит с двумя пальмовыми листьями, окружающими митру епископа в качестве эмблемы. Надпись готическими буквами: «Леринское аббатство. Ликер „Лерина“». Далее:

«ЦИСТЕРЦИАНСКОЕ РЕЛИГИОЗНОЕ БРАТСТВО НЕПОРОЧНОГО ЗАЧАТИЯ».

В этот час здесь пусто, и она без помех добирается до старого монастыря.

Белые стены, высокие пальмы, красная черепица и венчающий это все заостренный шпиль церкви. Еще рано, и пока удивительно тихо. Лукреция решается войти в часовню, где молятся примерно тридцать монахов в белых сутанах, поверх которых надеты черные нагрудники, с тонзурами на голове. Все стоят на коленях.