Жозе Сарамаго - Поднявшийся с земли

Жоан Мау-Темпо вернулся в Алжубе, потом его перевели в Кашиас, и эти вести наконец достигли Монте-Лавре. Полетят письма туда-сюда, в которых Жоан и Фаустина Мау-Темпо обо всем точно договорятся, это ведь не шутки, все надо как следует обсудить, хотя встречу эту и не надо скрывать и сам полицейский откроет дверь, входи, мол; чтобы прибыть на место точно в срок, приходится все рассчитывать очень тщательно, ведь человек издалека едет: из Монте-Лавре в Вендас-Новас на телеге, из Вендас-Новас до Баррейро на поезде, может быть, в том самом вагоне, который вез Жоана Мау-Темпо и Леандро Леандреса, потом на пароходе — но второй раз в жизни увидит Фаустина море, этот необычной величины ручей, затем опять на поезде до Кашиас, здесь море оказывается гораздо больше. Ах, вот оно какое, море! И подруга, которая живет в Лиссабоне, встречает ее в Террейро-до-Пасо, она улыбается снисходительно и понимающе и говорит: Да, это море. Но она скрывает то, что не знает, каково настоящее море, не этот его кусочек, который можно охватить руками, заключенный между двумя мазками, а бесконечная текучая жажда, волны пенящегося стекла и пены, то бурлящая, го застывающая стихия, где водятся большие рыбы и случаются трагические кораблекрушения, ах, какая поэзия!

Конечно, и сведущим людям не все известно, вот и подруга Фаустины Мау-Темпо знает, что с поезда сойти надо в Кашиас, но где тюрьма? Ей не хочется сознаваться в своей неосведомленности, и она идет наугад: Должно быть, там… Стоит август, и раскаленное время приближается к тщательно обговоренному часу встречи, теперь им приходится спрашивать дорогу у прохожих, и становится ясно, что они ошиблись и им, уже измученным, надо возвращаться назад, Фаустина Мау-Темпо разувается — ноги ее не привыкли к туфлям, — она остается в одних чулках, и только бессердечные люди могут смеяться над ней, это же боль душевная, такое унижение, весь остаток жизни будет гореть в памяти: гудрон расплавился от жары, и после первых же шагов чулки прилипли, Фаустина их поддергивает, а они сползают, просто цирковой номер, лучший в сезоне, но хватит, хватит, мать клоуна умерла, и все плачут, и клоун не смешит, он ошеломлен, закроем же и Фаустину ширмой, пусть ее подруга поможет ей снять чулки так, чтобы никто не видел, мужчина не должен оскорблять стыдливость женщины, и вот она идет босиком, а мы вернемся домой, и если кто-нибудь из нас улыбается, то только от нежности. Когда Фаустина Мау-Темпо подойдет к тюрьме, черные от гудрона и кровавые от ссадин ноги засунет она без чулок в туфли, жаль, тяжела жизнь бедняков.

Кончилось время свиданий, посетители разошлись, а к Жоану Мау-Темпо никто не пришел, товарищи над ним смеются, глупые мужские шуточки отпускают: Она тебя знать не хочет, и не жди. А в это время Фаустина Мау-Темпо воюет, чтобы войти: Мой муж, его зовут Мау-Темпо, здесь, спрашивает она. Веселый часовой отвечает: Того человека, которого вы ищете, здесь нет. А другой измывается: Значит, вы хотите его в тюрьму засадить. Это у них такие развлечения, жизнь-то однообразная, они даже не бьют заключенных, этим делом заняты другие, но Фаустина Мау-Темпо в этом не разбирается: Он здесь, сеньор, вы сами его сюда привезли, потому он должен быть здесь. Разъярился воробей, закудахтала курица, боднул ягненок, ничего особенного, конечно, но в конце концов один из часовых полистал тетрадь и сказал: И правда, здесь, в шестой камере, но к нему теперь нельзя, время свиданий кончилось. И потому вполне понятно, почему зарыдала Фаустина Мау-Темпо. Эта колонна латифундийская разрушается, появляются в ней трещины, отваливаются куски у колонны с израненными ногами, теперь можно плакать и от этого, от всего, что перестрадала и еще перестрадает, настало время выплакать все слезы, плачь погромче, если сумеешь, Фаустина Мау-Темпо, может быть, тронешь сердце этих железных драконов, а если у них нет сердца, то вдруг им наскучат твои рыдания, и, поскольку ты слабая женщина, они не выставят тебя силой, плачь же, требуй своего мужа. Замолчи ты, женщина, пойду узнаю, может, в порядке исключения… Что это значит, Фаустина не понимает, а что, если он хотел сказать: возможно, тебе удастся повидать мужа. И окольные пути ведут к цели, выяснение вопроса займет не более пяти минут, но и этого слишком много для истосковавшейся Фаустины. Жоан Мау-Темпо окрылен надеждой, внушенной ему товарищами: Конечно, твоя жена пришла. И это правда, они обнимаются, Фаустина, Жоан, и оба плачут, он хочет знать, как дети, а она хочет знать, как он, три минуты уже прошло, как твое здоровье, а твое, работа у тебя была, что Грасинда, Амелия, Антонио, все здоровы, а как ты похудел, смотри не заболей, пять минут прошло, до свидания, до свидания, передавай там привет, потом договоримся, когда опять придешь, теперь-то я знаю, где это, больше не заблужусь, ну и я не пропаду, до свидания.