В нашей группе была девочка тринадцати лет — всего на год старше меня — по имени Элизабет. Она тоже училась в религиозной школе, хотя и в пятом классе. Мне, естественно, хотелось с ней подружиться. Мы были с ней одного роста, но под корсажем у нее выступала уже развившаяся грудка, и ее можно было принять за девушку. В первый же день я с удовольствием отметила, что у нас с ней одинаковые темно-синие плиссированные юбки и похожие пиджачки — у нее красный, а у меня — оранжевый. Я не раз пыталась заговорить с ней, но она лишь молча улыбалась в ответ, как и ее мать, сверкавшая золотыми зубами — та тоже ни разу не перемолвилась словом с моим отцом. Как-то я надела юбку с блузкой от формы, которая осталась у меня после участия в спортивном празднике. Эта девочка спросила: «Так ты участвовала в молодежном празднике?» Я с гордостью ответила «да», приняв ее фразу, произнесенную с широкой улыбкой, за начало дружеской близости. Но тут же поняла, что на самом деле означает ее странная интонация: «Тебе, видно, нечего надеть, кроме спортивной формы?»
Как-то раз до меня случайно долетели слова, произнесенные женщиной из нашей группы: «Вот будет красавица!» Я не сразу поняла, что она имеет в виду не меня, а Элизабет.
Нечего было и думать о том, чтобы заговорить с девушками из ювелирного магазина. Я еще не доросла, чтобы общаться на равных с девушками, у которых уже были самые настоящие женские тела — я все еще оставалась долговязым, но плоскогрудым и неуклюжим ребенком.
В Лурде на меня напала странная болезнь. Дома, горы, природа — все начало плыть у меня перед глазами. Когда я сидела в ресторане отеля, передо мной точно также «плыла» стена дома на противоположной стороне улицы. Неподвижность сохраняли только закрытые со всех сторон комнаты. Я решила, что заболела на всю жизнь и ничего не сказала об этом отцу. Проснувшись утром, я спешила проверить, остановился мир вокруг меня или нет. По-моему, в Биаррице все, наконец, вошло в норму.
Мы с отцом не могли пропустить ни одного обряда из тех, что нам поручила исполнить мать. Факельное шествие, служба и песнопение под открытым небом и палящим солнцем, когда я чуть не потеряла сознание, и какая-то женщина уступила мне свой складной стульчик, моление в чудодейственном гроте. Сейчас мне трудно сказать, испытала ли я восторг в этих местах, которые приводили в экстаз всю нашу католическую школу и мою мать. Никакого волнения я не запомнила. Помню только скуку да пасмурное утро, когда мы ехали вдоль горного потока.
Вместе с группой мы побывали в крепости, гротах Бетарама, [19] Бетарам — место паломничества в Пиренеях, на берегу реки По.
осмотрели панораму местности времен Бернадет Субирус, [20] Бернадет Субирус — святая, родившаяся в Лурде (1844–1879). Ее воззрения послужили побудительным мотивом для зарождения традиции паломничества в Лурд.
выставленную в круглом здании. Не считая бывшей почтовой служащей, мы были единственными, кто не поехал на водопад «Цирк Гаварни» и на Испанский мост. Эти экскурсии не входили в стоимость путешествия, а отец, ясное дело, не прихватил с собой лишних денег. (Помню, в какой ужас поверг его счет за коньяк, выпитый с двумя коммерсантами на террасе кафе в Биаррице.).
Откровенно говоря, мы мало что узнали во время этой поездки. У нас еще не было привычки путешествовать.
Осматривая достопримечательности, девушки из ювелирного магазина, то и дело заглядывали в путеводитель. И они все время жевали, доставая из пляжных сумок шоколад и печенье. А мы с отцом — кроме бутылки с мятной и сладкой настойкой на спирту — ничего не взяли с собой из дома съестного, полагая, что это не принято. Из обуви у меня были с собой только белые туфли, купленные для церемонии обновления обета. Они очень быстро загрязнились. Мать не дала мне никакого средства для их отбеливания. Нам и в голову не приходило, что его можно купить, словно в чужом городе не было магазинов. Вечером, в Лурде, увидев обувь, выстроившуюся в ряд перед номерами, я выставила и свои туфли. Утром они были такие же грязные, как и накануне, и отец посмеялся надо мной: «Что я тебе говорил! За это нужно платить.» Но для нас это было немыслимо.
Мы купили только памятные медали и почтовые открытки, чтобы послать их матери, родственникам, знакомым. За все время — ни одной газеты, только раз купили «Канар аншене». [21] «Le Canard enchaine» — французская сатирическая газета, пользующаяся популярностью и по сей день.
Местные ежедневные газеты ничего не писали о нашем крае.
Читать дальше