Анни Эрно - Внешняя жизнь

Сразу за ними — женщина с двумя подростками, сдержанный смех, умеренные жесты. Невозможно расслышать, что они говорят. Их покупки сгруппированы на тележки по порядку: красивые тетради, школьные принадлежности от Шевиньон, базовые продукты: молоко, йогурты, шоколадная паста, макароны — все куплено, вероятно, в специализированных отделах, но нет ни мяса, ни овощей.

Обывательская семья, которой не нужно «обращать на себя внимание», и которая, оставаясь незаметной для окружающих, приобретает тем самым всю свою мощь.

Мы спускаемся по эскалатору на платформу, где останавливаются поезда на Обэр. Заполненный эскалатор медленно скользит. Я успеваю заметить внизу, около стены обнимающуюся и целующуюся парочку. Обоим лет под сорок.

Шум приближающегося поезда. Мужчина и женщина перестают ласкаться и бегут к вагону. Они находились как раз в том месте, где я была однажды вечером в прошлом году с Ф. Так же, как и женщина, я стояла спиной к стене.

Пустынный эскалатор продолжает свое беспрерывное бесшумное движение.

Сотрудница центра копировальных услуг «Авенир Секретариа» делает фотокопии для какого-то Африканца.

Чуть в стороне, девушка и две женщины среднего возраста о чем-то шушукаются с удивительно одинаковой улыбкой, которая, кажется, никогда не сойдет с лиц. Теперь их черед. Им нужно свадебное меню. Девушка протягивает заготовленный образец, который сотрудница центра быстро пробегает глазами и говорит безразличным тоном: «ОК, на одной и той же строчке или ниже?». Она показывает им различные виды и форматы бумаг. Они долго выбирают. Женщины, которые, по-видимому, будут матерью и крестной оставляют право выбора за младшей, будущей невесте, и затем настойчиво у нее интересуются: «Ну как, тебе нравится?» Все три женщины представляют собой единое целое, состоящее из любви и ненависти, спаянное в ожидании и приготовлении к великому празднику, так, как это было сто лет назад.

В районе новостроек, около станции пригородного метро, чернокожая женщина в плиссированной светло-коричневой юбке, белой рубашке и круглой шляпке — вся атрибутика квакеров. Прислонившись к бетонному ограждению, нависающему над путями, стоит девушка в джинсах и в вязаном свитере, несмотря на жару. У нее рассеянный вид. Три маленьких девочки, из которых одна несет собранный букет из листьев, идут рядом с их матерью. Мужчина, лет пятидесяти, в белой рубашке с короткими рукавами и рюкзаком за спиной шагает бодрым спортивным шагом.

Группа мужчин и женщин в одинаковых костюмах, черных брюках и белых рубашках (какая-нибудь секта или просто продавцы магазина?) направляются ко входу в метро.

Сегодня, в течение нескольких минут я старалась «разглядеть» всех людей, которых я встречала, всех незнакомцев. Мне кажется, что при внимательном наблюдении их существование становится мне вдруг очень близким, как если бы я прикасалась к ним. Если бы я продолжила этот эксперимент, мое видение мира и самой себя радикально бы изменилось. Возможно, я не была бы больше сама — собой.

Девять утра. Только что открывшийся Ошан почти безлюден. Бесконечные горы помидоров, персиков, винограда; в соседних отделах, насколько хватает глаз, — йогурты, сыры, колбасные изделия. Необычное ощущение красоты. Я словно у ворот Эдема в первый день создания мира. Хочется съесть все или почти все.

В глубине — узкие проходы между кассами. Когда в них втискиваешься, товары, наброшенные в беспорядке в тележке, кажутся миниатюрными, не такими красочными как на полках супермаркета, не отличающиеся от тех, которые покупают на ходу в бакалейной арабской лавочке на углу.

Надпись «Париж», которую я увидела написанной на голубом фоне в тот момент, когда я выезжала на автодорогу А15, переполнила меня внезапно счастьем и удивлением. В первый раз я прочитала это название на дорожном щите в шестнадцатилетнем возрасте, не будучи до этого в Париже, но страждущая его посетить. Редкое мгновение, когда ощущение пережитого возвращается в настоящее и накладывается на него. Так же, как и занимаясь любовью, когда все бывшие мужчины, и тот, который в данный момент находится рядом, есть не что иное, как один человек.

Ближе к вечеру. На площади Тулез, прислонившись к стене дома, стоит пожилая женщина. Вокруг нее — группа людей, много детей. Она начинает идти: медленно, с растерянным видом, поддерживаемая с двух сторон женщиной и мужчиной, который всю дорогу громко возмущается: «Я вам тут не сиделка!»