Чарльз Сноу - Пора надежд

Вспомнил я и о других своих состоятельных друзьях, которым так же претил их образ жизни. Их среда внушала им ужас. Они не могли примириться со своим благополучием. А если человек проникнут подобным нигилизмом, не следовало ему родиться в наше время богатым. Есть, конечно, люди, у которых богатство не вызывает отвращения, — это люди черствые, с пустой душой или не способные серьезно относиться к жизни. Однако среди своих сверстников я мог бы насчитать с полдюжины богатых молодых людей, страдавших угрызениями совести из-за своего богатства.

Шейла не была создана для счастья, но, возможно, капиталы матери мешали ей искать его. Будь она мужчиной, она могла бы, подобно Чарльзу Марчу, выбрать себе какое-то занятие и успокоиться, сознавая, что она занята полезным трудом. Ведь одной из причин, побудивших Чарльза стать врачом, было желание избавиться от чувства вины. Шейла не уступала ему ни в гордости, ни в энергии, и будь она мужчиной, тоже нашла бы свой путь в жизни. Будь она мужчиной, жизнь ее, наверно, сложилась бы гораздо счастливее, с нежностью подумал я, подходя к ее дому. Я взглянул на ее окно. Сквозь занавеси пробивался золотистый свет. Шейла была дома, одна, и от внезапного прилива чувств сердце у меня замерло и забилось с новой силой.

Я взбежал наверх, обнял Шейлу за талию и объявил, что все мои страхи оказались ложными и что скоро я буду совсем здоров.

— Я просто пьян от радости! — воскликнул я и притянул Шейлу к себе.

— Ты уверен в этом? — спросила она, слегка отодвигаясь от меня.

Я сказал, что совершенно уверен.

— Значит, ты снова станешь сильным? Снова пойдешь к своей цели?

— Конечно, пойду.

— Я очень рада, мой дорогой! Очень рада за тебя! — Шейла выскользнула из моих объятий и смотрела на меня с какой-то странной улыбкой. — И за себя тоже! — добавила она.

Я издал невнятное восклицание; по спине у меня почему-то поползли мурашки.

— Теперь я могу обратиться к тебе за советом, — продолжала Шейла.

— За каким советом?

— Я влюбилась. По-настоящему! Это так удивительно! Я хочу, чтобы ты посоветовал мне, как быть.

Она часто терзала меня рассказами о своих романах. Временами она действительно увлекалась, а временами только надеялась, что сможет увлечься. Но с таким твердым убеждением она никогда еще не говорила. Я сразу поверил ей. У меня перехватило дыхание, словно легкие неожиданно вышли из строя. Я отвернулся. Мне показалось, что свет настольной лампы вдруг потускнел, как это бывает, когда падает напряжение. Я почувствовал неодолимую усталость, и меня стало клонить ко сну.

— Я обязана была тебе это сказать, — продолжала Шейла.

— Почему же ты мне не сказала этого раньше?

— Ты был слишком слаб, — пояснила она.

— По-моему, это единственный случай, когда ты проявила заботу обо мне, — заметил я.

— Очевидно, я заслужила этот упрек, — согласилась Шейла. И помолчав, она добавила: — Поверь, я знаю, что я отвратительна! Но на этот раз я в самом деле подумала о тебе. У тебя и так было достаточно волнений. Я не могла сказать тебе, что я счастлива.

— Когда это произошло?

— Сразу после твоего отъезда во Францию.

Я поразился, как это не пришло мне в голову в то время.

— Ты долго не писала мне, несколько недель, — сказал я.

— Именно поэтому. Я надеялась, что ты скоро поправишься. — Она пожала плечами. — Я ведь не умею хитрить.

Я сел на стул и, должно быть, несколько минут — я потерял всякое представление о времени — тупо смотрел в пустоту. Словно во сне я видел, как Шейла взяла стул и придвинулась ко мне. Наконец я спросил:

— Чего же ты от меня хочешь?

— Посоветуй, как мне удержать его, — тотчас отозвалась она.

— Не могу! — отрезал я.

— Но я прошу тебя! — настаивала Шейла. — Ты умнее меня. Скажи, как мне вести себя, чтобы не отпугнуть его? — И, немного помолчав, она добавила: — Он такой беспомощный. Ты же знаешь, мне всегда только такие и нравились. Кроме тебя, конечно. Он мало приспособлен к жизни и в этом отношении похож на меня. Мы с ним совсем одинаковые.

Шейла и раньше не раз говорила «мы», неизбежно вызывая во мне вспышку ревности, но говорила совсем другим тоном. Сейчас она произнесла это «мы» с нежностью любящей женщины. Я сидел неподвижно, словно скованный. И молчал. Затем я властно потребовал, чтобы она сказала мне, кто он.

Шейла только этого и ждала. Она охотно рассказала мне о Хью. Фамилию его она сообщила мне лишь несколько дней спустя, когда я дал согласие познакомиться с ним. Хью был на год или на два старше нас, стало быть, в то время ему было около двадцати семи лет. «Он беден, но благородного происхождения», — сказала Шейла. Родственники у Хью были люди состоятельные. Сам он служил клерком в маклерской конторе своего дядюшки: набирался опыта, чтобы потом стать компаньоном фирмы.