Олег Метелин - Высоко над уровнем моря

Гравюра «Ужасы войны» появилась в эпоху Возрождения, чтобы потрясти воображение людей. Что изменилось с тех пор? Ничего. Так же, как и раньше, мы, солдаты, лучше всех знаем, что такое войны. И поэтому войны начинаем не мы. Заканчивать же приходится именно «людям цвета хаки»…

Кончать, убивая ее с каждой смертью своей или противника. И понимать, что это, в конце концов, бессмысленно: плоды ее достанутся не нам, а тем, кто придет за нами. Политику, поставившему свою закорючку под договором о мире. А нам – раны, гробы, в лучшем случае – военная пенсия. И – прошлое, от которого никуда не деться.

А потом вырастет другое поколение, и все начнется сначала.

История человечества – это история войн. История жизни на грани смерти, когда человеческий дух воспаряет над обыденностью серого обывательского существования и являет чудеса храбрости и самопожертвования. Именно поэтому она всегда так привлекательна для молодых, война… История смерти на линии жизни, когда человек проваливается в ад мясорубки, где нет ничего святого. Вместо этого – идея фикс: боевая задача, независимость кого-то от чего-то, борьба за рынки сбыта и энергоресурсы, и за власть хотя бы над тысячей своих единоверцев.

– Костенко, спирт еще остался?

– Та исты трошки. Будешь?

– Да нет, это я так спросил.

Внизу почти одновременно хлопнуло два взрыва.

– Андрюха! – возбужденно заорал Костенко, – Давай!

– Давать – не мужское дело…

Последнее я уже произнес автоматически, вскидывая к плечу гранатомет. Стрелять придется стоя: амбразура приспособлена для автомата, сектор огня ограничен.

Напружинив ноги в коленях, почти не прицеливаясь, наведя ствол на звук разрыва очередной (последней) «растяжки», открыв рот и сжавшись в ожидании удара по барабанным перепонкам, выстрелил.

– Гранату!

Еще выстрел, еще.

Оглохший, не слышу, начал ли работать грачевский пулемет. Скашиваю глаза: слева полетели редкие огоньки трассеров.

– Гранату!

Для гарантии посылаю еще один, последний выстрел, улавливая спустя время бледно – желтую вспышку разрыва. РПГ –7 в нашей ситуации рассчитан на слабонервных. «Духи» к этой категории не относятся. Сюда бы АГС…

В нашу сторону понеслись трассера. По приближающемуся огневому кольцу делаю вывод, что противник проскочил сектор поражения нашей громкой пукалки, сделанной для поджигания танков, которые у «духов» в этих горах почему-то не водятся.

Начинаем швырять гранаты. Все. Кончились.

По стенке «эспээса» щелкает очередь. Неприятный звук. Но ведь не попали же!

Теперь в дело пускаем автоматы. Костенко уже опередил меня: упершись носом в бойницу, он увлеченно изводит патроны. Присоединяюсь к нему.

Кто-то сильно дергает меня за шиворот. Оборачиваюсь: Саломатин. Я про него совсем забыл. Он что-то говорит, но оглохшие от гранатометной стрельбы барабанные перепонки решительно отказываются воспринимать что – либо. Зато я прекрасно вижу, как в метре за спиной разведчика вспарывает снег пулеметная очередь.

Дергаю Саломатина за плечи, и мы вваливаемся в «эспээс», опрокинув «ворошиловского стрелка» Костенко. Тот пытается выбраться из-под нас, одновременно почему-то ощупывая мне грудь. Через мгновение доходит, что он принял нас за раненых.

Отпихиваю руку ефрейтора. Он видит мои глаза – таких злых не может быть у подстреленного, и недоуменно затихает.

Саломатин снова хватает меня за воротник – что за дурная привычка у человека! – притягивает мое лицо к своему, и, словно сквозь толщу воды, доносится:

– Орлов по рации приказал отходить! Быстрей!… У нас… две минуты, чтобы выбраться… добраться до мертвого пространства… свои покоцают…

Я ору в ответ:

– Надо Грачеву сообщить! Понял?!

Саломатин кивает головой и неуклюже вылезает из «эспээса». Цепляясь левой рукой за склон, он кидается в сторону и вниз – в направлении грачевского пулеметного гнезда. Оттуда по-прежнему летят трассера.

Чтобы прикрыть разведчика, мы с Костенко выпускаем разом по магазину. Ствол автомата раскалился и парит от падающего на него снега.

Выбираемся из ячейки. Под ногами обнаруживаю неиспользованную гранату, скатившуюся вниз – наверное, локтем ненароком столкнули. Чеку долой и туда же – вниз. Сую своему «второму номеру» бесполезный сейчас РПГ: пусть повесит на спину, нашим наверху он еще пригодится.

Костенко явно торопится, у меня же на душе повисла пудовая гиря: грачевский пулемет продолжает стрелять. Рядом с ним – отчетливо это вижу – ложатся два гранатометных разрыва.