относительно новая привычка у людей – взглянув на какой-то предмет, например на пластиковую бутылку, валяющуюся в лесу, вычислять примерный период «полураспада». «Хуже всего с горнолыжными ботинками. Они из материала, который сохранится до тех пор, пока наше Солнце не станет сверхновой звездой».
– Красиво. А что, если ракета упадет в воду и плутоний затонет?
– А ты запускай ее в сторону Северного полюса, и она приземлится на лед. А если затонет, пошлем подводную лодку и поднимем его. Заметано. Бог мой, какой же я умный.
– Ты уверен, что больше никто об этом не додумался?
– Может, и так. Но пока что это лучшая из идей. Кстати, ты сегодня помогаешь мне в баре на большом приеме у Банни Холландера. Я внес тебя в список. Будет прикольно. Разумеется, если ветер не снесет все дома. Боже, ты только прислушайся, как он воет!
– Дег, а что Шкипер?
– А что?
– Как ты считаешь, он тебя заложит?
– Даже если заложит, я буду клясться, что ни о чем таком понятия не имею. И ты сделаешь то же. Двое против одного.
Я не собираюсь прокалываться по-крупному.
Мысли о суде и тюрьме приводят меня в оцепенение. Дег читает это на моем лице.
– Не боись, друг. До этого не дойдет. Обещаю. И знаешь что? Отгадай с трех раз, чья это была машина…
– Чья?
– Банни Холландера. Чувака, чей прием мы сегодня обслуживаем.
– О господи!
* * *
Суетливые сизо-серые лучи дуговых прожекторов, вращаясь, пытаются заглянуть в затянутое облаками небо, кажется, что сейчас вырвется на волю содержимое ящика Пандоры.
Я в Лас-Пальмасе, за стойкой шикарного бара на новогоднем балу Банни Холландера. Нувориши тычутся своими физиономиями мне в лицо, требуя одновременно напитки (парвеню-богатеи ни в грошь не ставят обслугу) и моего одобрения, а возможно, и сексуальных услуг.
Компания отнюдь не высокого полета: теледеньги соревнуются с киноденьгами; тела, которым повышенное внимание было уделено слишком поздно. С виду неплохо, но все фальшиво; обманчивое псевдоздоровье загорелых жирных людей; лишенные индивидуальности лица, которые бывают у младенцев, стариков и тех, кому часто делают подтяжки. Казалось бы, должны присутствовать знаменитости, но их-то как раз и нет: большие деньги и отсутствие известных людей – губительное сочетание. Хотя вечеринка определенно проходит на ура, хватка великих мира сего раздражает хозяина, Банни Холландера.
Банни – местная знаменитость. В 1956-м он был продюсером на Бродвее и поставил шоу «Поцелуй меня, зеркало», сразу ставшее хитом, или еще какую-то хренотень, и с тех пор тридцать пять лет почивал на лаврах. У него седые, лоснящиеся, как мокрая газета, волосы и неизменно злобное выражение лица, придающее ему сходство с растлителем малолетних, – результат многочисленных подтяжек кожи, которые он начал делать еще в шестидесятых. Но Банни знает кучу похабных анекдотов и хорошо обращается с обслугой – лучшего сочетания и придумать нельзя, – и это компенсирует его недостатки.
Дег открывает бутылку вина:
– У Банни такой вид, будто у него под верандой закопан расчлененный мальчик-бойскаут.
– Милый, у нас у всех под верандами расчлененные мальчики-бойскауты, – произносит Банни, незаметно (несмотря на свою тучность) вынырнувший откуда-то сзади, и протягивает Дегу свой бокал.
– Пожалуйста, лед для коктейльчика-перчика. – Подмигнув и вильнув задом, он уходит.
ДЕСЯТИЛЕТКА:
первое десятилетие нового века.
Как ни странно, Дег краснеет:
– Впервые встречаю человека, окруженного таким количеством тайн. Жаль его машину. Лучше бы он был мне ненавистен.
Позже, пытаясь найти ответ на вопрос, который не решаюсь задать прямо, я окольным путем завожу с Банни речь о сгоревшей машине:
– Я прочитал о твоей машине, Банни. Не у нее была наклейка на бампере: «Вы бы еще о внуках меня спросили?».
– А, это. Проделка моих друганов из Вегаса. Хорошие парни. О них мы не говорим. – Разговор окончен.
Особняк Холландера был построен во времена первых полетов на Луну и напоминает причудливое логово чрезвычайно тщеславного и ужасно испорченного международного фармазона той эпохи. Повсюду подиумы и зеркала. Скульптуры Ногучи и мебель Кальдера; сварные работы из стали изображают траектории вращения атомов. Стойка, обшитая тиковым деревом, вполне сошла бы за бар в преуспевающем лондонском рекламном агентстве эпохи Твигги. Освещение и обстановка отвечают единой цели – все должно быть обворожительно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу