Ирина Майорова - Про людей и звездей

– Ну ладно, пусть не в его квартире, а где-нибудь еще. Попроси свою подружку Пепиту, пусть она вас обоих к себе в гости пригласит. В общем, делай, что хочешь, только чтоб в среду интервью с Баксовым было. Ты ж обожаешь, когда твои фотки в газету ставят. Вот собой и налюбуешься. Кто сегодня обозревает? Ты, Гена? Давай.

Уля тихонько выпустила из легких воздух. Пронесло. Пробралась к своему стулу, который занял какой-то наглый практикантишка из отдела спорта, вздернула брови, взмахнула ладошкой: «Брысь, шантрапа!» – и, брезгливо стряхнув с сиденья невидимые пылинки, усадила на обтянутую серой тканью поверхность свой треугольный зад.

Летучка прошла скучно. «Великий миротворец», боясь кого-нибудь обидеть, о явных ляпах и проколах говорил вскользь, за удачи и вставленные конкурентам фитили товарищей тоже особо не хвалил. Чтобы не слишком-то выпячивались на его, мэтра, фоне.

К середине тягомотного обзора Уля окончательно пришла в себя и уже предвкушала, какой фурор вызовет предложенная ею на планерке тема. Жену Баксова ее отдел, конечно, прохлопал. Но ничего, она сегодня таких подробностей – сколько схватки длились, на какой по счету потуге ребенок вышел, какого цвета кружавчики на чепчике у мальчонки – наковыряет, что «Истина» уписается от зависти.

«Какая все-таки Баксов сволочь! – подумала Уля и едва не вскрикнула от боли: в бессильной злобе руки самопроизвольно сжались в кулаки и длинные острые ногти впились в нежную кожу ладоней. – Отомстил-таки, сука, за ту заметку о бесплодии полугодовой давности! Может, даже сам «Истине» информацию о рождении сына слил. А ведь клялся, что обиды на «Бытие» не держит, а с «лучшей светской хроникершей» Улей Асеевой готов взаимовыгодно сотрудничать и дружить до гроба!»

Кто ж ей про то, что Баксов зачастил к урологу, на ушко-то нашептал? Федя Хиткоров? Ну да, он! Съехидничал еще: мол, по белокурому «российскому соловью» пятьдесят процентов отечественного бабья в возрасте за тридцать сохнет (вторая половина, понятное дело, по нему – Феде Хиткорову), а он даже законной жене одного-единственного ребенка сделать не может.

Уля тогда осторожно поспрошала в светской тусовке: дескать, чего это Баксовы с потомством не торопятся? Ее просветили: Лианка вся исстрадалась, что никак забеременеть не может, хотя у нее по женской части все в порядке, следовательно, дело в Толике. Самому Баксову Уля звонить не стала – знала, как он отреагирует: начнет умолять ничего не писать, грозить прекращением всяких отношений и бойкотом со стороны всей светской тусовки. Ну, скажем, последнего Уля не боялась: в змеюшнике под названием шоу-бизнес каждый печется исключительно о себе, а опубликованная про коллегу по эстрадным подмосткам бяка – так только в радость.

Публикация о бесплодии Баксова вышла под одним из общередакционных псевдонимов: «Андрей Сергеев» или «Сергей Андреев» – сейчас Уля уже точно не помнила. Ими пользовались в том случае, если герой скандальной заметки реально мог накатать не только гражданский иск об оскорблении чести и достоинства, но и заявление о возбуждении уголовного дела по статье «Клевета». А с общередакционным псевдонимом пострадавшего (а также дознавателя со следователем) ждал полный облом. Выяснить, кому именно принадлежит авторство того или иного содержащего «факт клеветы» предложения, в чьем мозгу родился «уголовный» заголовок, не представлялось никакой возможности. Техника «отмазки» в «Бытие» была доведена до совершенства. Опрошенные по одному члены коллектива на чистом глазу клялись, что заметка родилась на общем собрании творческой части редакции, а кто именно из сорока с лишним человек заявил скандальную тему и уж тем более кто надиктовал секретарше легшие в основу заявления «крамольные фразы» – извините, не помню, а брать грех на душу, делясь предположениями, – не стану. А если нет конкретного фигуранта – то нет и уголовного дела.

Поначалу Габаритов противился тому, чтоб заметка вышла за подписью Сергея Андреева (или Андрея Сергеева). Дескать, нечего дискредитировать псевдоним, который обычно ставится под суперскандалами из области политики и экономики, появлением под заметкой про мужскую несостоятельность какого-то эстрадного фигляришки. Но Уля настояла – и шеф сдался. Потом при встрече с Баксовым Уля мамой клялась, что не имеет к публикации никакого отношения и что вообще в момент подготовки заметки ее в редакции не было. Поверил ли «главный соловей России» Асеевой – вопрос, но свинью «Бытию» подложить не преминул…