Юлиан Кавалец - Современная польская повесть - 70-е годы

Все это из-за войны, о которой так любят вспоминать старики, не стыдятся и рассказывают, рассказывают, как было на войне, живописуют тот старый, странный мир.

Судья (мальчику). Когда ты заглянул в погреб?

Мальчик.Уж к вечеру.

Судья (мальчику). Что ты увидел?

Мальчик.Ясновельможную паненку.

Судья (мальчику). Как она выглядела?

Судья спрашивал об этом прежде и знал, и все члены суда, и прокурор, и защитники — все, кто принимал участие в закрытом заседании, знали, что в погребе она была голая; однако судье как бы недостаточно было рассказа о наготе ясновельможной паненки, и он спрашивал вновь и вновь, он как бы в какой-то момент отошел от судебных правил, от судебного мышления, призванного кратчайшим путем, без болтовни установить суть фактов, и влез в шкуру обычного любопытного человека, страшно захотевшего посмотреть на красивую голую девушку.

Мне это пришло в голову во время чтения протоколов и показаний, представляю, как бросилось это в глаза всем присутствовавшим на заседании.

Судья (мальчику). Как она выглядела?

Мальчик.Была без ничего.

Судья (мальчику). Как ты мог это заметить?

Мальчик.В погребе была пробита стена, и сначала туда попадал свет.

Судья (мальчику). Как у погреба, находящегося в земле, может быть пробита стена, сквозь которую проникает свет?

Мальчик.Снаряд разорвал землю и пробил стену, сквозь дыру в земле и пробоину в стене и попадал свет.

Судья (мальчику). Та девушка была совершенно голая?

Мальчик.На ней не было ничего.

Судья (мальчику). Что она там делала?

Мальчик.Сидела на земле возле бочки.

Судья (мальчику). Она была одна?

Мальчик.Сначала, когда было видно, сидела одна.

Судья (мальчику). Что тогда происходило вокруг дворца?

Мальчик.Трудно было разобраться.

Судья (мальчику). Было ли там какое движение?

Мальчик.Люди бегали, слышны были крики, недалеко что-то горело, иногда свистели пули, иногда они падали рядом, над полями стояли столбы черного дыма, сперва я подумал, что это большущие деревья, а это горели господские стога.

Судья (мальчику). Как долго сидел ты у того окошка?

Мальчик.Долго.

Судья (мальчику). Как долго?

Мальчик.Долго, всю ночь.

Судья (мальчику). И тебя не искали?

Мальчик.Искали, но меня не было видно за развалинами.

Из последующего раздела, названного «Заседание при закрытых дверях», а также из того, что вспоминают старики — а они по-прежнему охотно рассказывают о войне, — я узнал, что война делает с людьми, какие мысли подсовывает им, а также то, что война — ото не только выстрелы, смерть, разваливающиеся дома, стоны, превращение человеческого спокойного и гладкого лица в лицо искривленное и обезображенное, но также и разные необычные мысли в самом человеке, разные необычные внутренние голоса в самой душе, а можно сказать, и трещины, взрывы и сдвиги в самой душе, и вот выходит наружу то, о чем человек не знал, может, едва догадывался либо таил в себе; рождается как бы новая, совсем иная душа.

Когда главный свидетель, мальчик, начал рассказывать о том, кто посещал ясновельможную паненку, спрятавшуюся в погребе, он упомянул сперва о двух неизвестных ему подростках; что ж, война, гул, взрывы и смерть вокруг, и ужасающие стоны, и весь этот перевернутый мир встряхнули, словно спичечные коробки, и одного и другого подростка, опрокинули в них то, что было упорядочено; и то, что было глубоко на дне, пошло наверх и задушило все остальное; и вот сперва какие-то два подростка, в которых из-за всей этой военной сумятицы влилась страшная отвага, подкрались развалинами к двери погреба; стало быть, откуда-то узнали, что погреб не пустой, что в нем находится не только бочка с вином.

Адвокат (мальчику). Откуда ты знаешь, что это были подростки, а не взрослые, ведь когда они вошли, было уже темно?

Мальчик.Когда заскрипела дверь и они пробрались в погреб, они зажгли спички, чтобы посмотреть, где ясновельможная паненка, тогда я увидел их, это были не взрослые.

Судья (мальчику). Что было потом?

Мальчик.Потом сквозняком погасило спичку, и стало темно.

Теперь судья, заседатели и общественный обвинитель лопали в трудное положение, поскольку главный свидетель, ослепленный темнотой, не мог видеть и мог только, улавливая на слух, представить, что происходило в погребе, когда потухли спички, зажженные двумя подростками, которым вдруг в страшном хаосе войны, среди гула, пожаров и ужасающих стонов, среди трупов, плывущих по реке и валяющихся где попало, суждено было внутренне повзрослеть, и в них вдруг заговорили желания, едва осознанные ими; при виде этого перекореженного войной мира у них должно было возникнуть убеждение, что человеку многое, собственно говоря, все дозволено; ибо, если бы это убеждение не родилось у них, им не хватило бы отваги подкрасться развалинами к погребу, к обнаженной девушке; да к какой еще девушке — говоря на языке прежнего, странного мира, в котором земля шла вслед за богом, можно сказать — девушке лучшей породы, высшего круга, ясновельможной паненке.