Илья Штемлер - Сезон дождей

– Сомневаюсь. Последний раз я печатался и забыл когда.

– И на что вы живете?

Евсей Наумович лукаво усмехнулся и поднял рюмку. Не станет же он рассказывать, что живет он более чем скромно, в основном сдавая квартиру сына у Таврического сада заезжему сотруднику немецкого консульства. Да писанием заметок и небольших статеек в городские газеты, заработок неверный, кляузный, унизительный. А что поделаешь? Ведь пенсии хватает на неделю-полторы.

Водка ухнула куда-то вглубь живота. Евсей Наумович передернул плечами и отправил в рот сухой бочок рыбешки, всем своим видом одобряя солоноватый вкус.

Афанасий несколькими глотками осушил стакан с пивом и захрумкал маринованным огурчиком.

– Что, Афанасий, если я надумаю купить пистолет, можно это устроить? – как бы невзначай спросил Евсей Наумович.

– А зачем вам? – удивился Афанасий.

– Мало ли. Живу один, понимаешь. Большая квартира. Всякое может быть.

– А разрешение? – не удержался Афанасий.

– Тоже дома буду хранить, вы же храните.

– Я храню ради точки последней. Чтобы не страдать, если тяжело заболею, не мучиться перед концом.

– Может быть, я тоже.

– Духа не хватит, – ревниво перебил Афанасий.

– А у тебя хватит?

– Хватит – не хватит… А деньги уплачены, стало быть – надо будет решиться.

Афанасий проговорил это серьезно, его мелкие глазенки провалились в глубину глазниц и глядели оттуда точно из норы. Евсей Наумович улыбнулся, пытаясь сдержать смех, чтобы не обидеть гостя.

– Правда, я не так уж и дорого отдал за тот пистоль, настоящая ему цена раза в три дороже, – продолжил Афанасий. – Видно, тому абреку деньги были позарез нужны. Или хотел поскорее от пистолета избавиться.

Евсей Наумович и Афанасий просидели за столом еще минут тридцать, а то и весь час. Афанасий прикладывался к стакану, доливая пиво, по мере того как стакан пустел наполовину. Евсей Наумович тянулся к водке и, едва пригубив кончиком языка, опускал рюмку. Говорил в основном Афанасий – рассказывал о своем одиноком житье.

Евсей Наумович начинал злиться, пора и честь знать, сколько можно сидеть незваному гостю. Ну, удержал его человек на скользком дебаркадере, не дал свалиться в воду, так не изнурять же за это нудным общением. Евсей Наумович поднялся с места, ухватил спинку стула и с намеком, шумно, задвинул его под стол. Однако высказать недовольство непонятливому гостю Евсей Наумович не успел – раздался звонок в дверь. Евсей Наумович облегченно вздохнул. Правда, он никого не ждал, но нередко именно звонок в дверь разряжает ситуацию.

– К вам пришли, – засуетился Афанасий. – Я пойду, Наумыч, засиделся уж. Дайте-ка приберу за собой.

– Не надо, не надо. Я сам. Идите, Афанасий. Идите, я сам. – Евсей Наумович заспешил к двери на повторный нервный звонок.

Прильнув к глазку, Евсей Наумович увидел дворничху с обольстительной грудью, что из последних сил сдерживал тугой свитер. Рядом с ней стоял мужчина, его тоже Евсей Наумович узнал – милицейский дознаватель, что приходил в прошлую пятницу выяснять, как мог оказаться трупик младенца в мусорном баке.

2

Однажды, в конце сентября тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года – почти за сорок пять лет до знакомства читателя с Евсеем Наумовичем Дубровским – в пирожковой, что на Невском проспекте вблизи улицы Желябова, в обеденный перерыв привычно заглянули две подруги, сотрудницы сберкассы, размещенной на углу Невского проспекта и улицы Бродского. Одну из подруг звали Наталья, вторую – Зоя. Девушки расположились за высоким круглым столиком у окна, выходящего на Невский. Перед каждой из них на тарелке лежали любимые лакомства: два изумительно вкусных жареных пирожка с мясом, один беляш – сочный, в масле, и чашка чая. Зоя заказала еще и чашку с бульоном из куриных кубиков – она жила одна и дома ее не ждал родительский обед, в отличие от Натальи, которая после работы угощалась маминой стряпней.

Наталья была старше Зои года на два – стройная блондинка с тонкими чертами несколько вытянутого лица. Высокий лоб подбивали слегка асимметрично очерченные темные брови, и эта асимметричность придавала лицу особую привлекательность. И еще тонкий носик с едва приметной аристократической горбинкой с резко вылепленными ноздрями, признак особой чувственности. Зоя внешне весьма проигрывала рядом с подругой. Ростом ниже среднего – скорее небольшого росточка, – широкоплечая, крупная голова, гладкие мышиного цвета волосы с белой строчкой пробора от затылка до лба. А очки – большие круглые – прятали близорукие глаза… Только что ямочка на подбородке – трогательная, смешная – придавала лицу Зои наивную детскость. И ямочка на левой упругой смуглой щеке. Внешность девушек контрастировала настолько, что встречный мужской взгляд видел в Наталье то, чего в ней и не было: особую девичью добродетель. Зою вообще не замечали. Однако это вызывало у Зои не зависть, а наоборот, неудержимое веселье, так как она по своей натуре была добрейшим существом, видевшим во всем промысел божий.