Генрих Бёлль - Женщины у берега Рейна

Карл фон Крейль. Может статься, что от Губки мы избавимся. На рассвете, когда он пробирался к Блаукремерше, его подстрелила охрана Блаукремера. Непонятно, почему он не воспользовался воротами – ведь для него они не были заперты. Может, им овладел романтический порыв: к любимой женщине надо пробираться на рассвете через кустарник. Полная загадка. Факт один: он проник в парк сзади и упорно лез дальше, хотя охрана обнаружила его, окликнула, даже осветила прожектором и предупредила, что будет стрелять. Мне кажется, он намеренно подвергал себя опасности. Вы ведь знаете, каково телохранителям: месяцами шум, гам, напряжение, нервы взвинчены, недавно один даже пальнул в ногу своему товарищу… А тут кто-то ползет на четвереньках восемьдесят, а то и сто метров по парку к вилле. Может, они его не знали, а может, тот, кто стрелял, как раз и знал, кто он. Губку никогда особенно не уважали.

Эрнст Гробш. Откуда вам это известно?

Карл фон Крейль (с улыбкой). У меня есть свои люди, свои источники информации. Сообщат об этом, вероятно, только вечером, так что прошу пока мою информацию не разглашать. Просто мне не хочется, чтобы Ева боялась кого-то, кого уже, возможно, не следует бояться. Однако не исключено, что он выживет.

Генрих фон Крейль. И зачем такой, как он, подвергает себя подобной опасности?

Карл фон Крейль. Любовная тоска.

Эрнст Гробш. Губка – и любовная тоска?

Карл фон Крейль. Почему бы и нет? Губка – романтик. А что?

Ева Плинт. Хорошо, может быть, мы от него избавимся. Горевать особенно не буду, хотя, наверное, следовало бы. Но кто и как освободил нас от Губки? Кто? Полиция, полицейский, к тому же по ошибке! Так что совсем не политика освободила нас от него. (Все, особенно Гробш, с недоумением взирают на Еву.) Да, я кое-чему научилась. Уж не рассчитываете ли вы на то, что Кундта, Блаукремера и иже с ними тоже случайно застрелит полиция? Способны ли вы вообще пожелать такое? Нет, дорогой свекор, ты не смеешь стать преемником Хойльбука, ты превратишься в икону… даже в иконостас, за которым будут разыгрываться и скрываться ужасные вещи. А теперь ваше слово, Катарина…

Катарина Рихтер. Я не хочу ссылаться на себя – официантке было бы бестактно рассказывать, как она познакомилась с вами и какими вы ей показались. Вас, дорогой мой несостоявшийся свекор, я всегда видела спокойным и серьезным, порой печальным, причем вы всегда уходили домой до того, как начиналась большая пьянка, приносившая нам хорошие чаевые. И теперь как подруга вашего сына я говорю: вы должны принять этот пост. У меня не было нищего детства, я всегда была сыта и в тепле, хотела пробиться в жизни и пробилась. Закон и порядок не были мне чужды. Матушка моя всегда гордилась тем, что за ней, по ее выражению, нет никаких проступков, хотя вокруг она видела предостаточно грязи и коррупции. Сама я лишь однажды залезла в кассу и взяла то, что мне причиталось. Это назвали кражей, но я настаиваю, что взяла эти деньги по праву. Мой отец был добр, но беден, этот разорившийся граф очень хотел удочерить меня и жениться на моей маме. А она была бы рада выйти за него замуж, не будь он графом. По-моему, это несправедливо (смеется), графы тоже люди. Однако и я не хочу выходить замуж за этого графа. (Указывает на Карла.) Останавливает меня только титул. В титуле, который прикрывает тех, кто производит впечатление, не соответствующее действительности, заключается опасность. Вы тот человек, который мог бы еще глубже познакомить меня с законом и порядком.

Карл фон Крейль (подходит к отцу, обнимает его). В обеих ипостасях – как сын и гражданин – я заявляю: нет. Гражданин во мне говорит: ты выглядишь слишком хорошо, ты слишком добр, титуловать тебя станут «демократический граф», а это опасно для жизни. (Качает головой.) Нет. Такого государства, для которого ты мог бы служить вывеской, нет и не может быть. Как сын я говорю тебе: ты не выдержишь – не забывай, что тебе уже семьдесят, а оратор и актер ты не блестящий. В каждой своей речи тебе придется мучиться и лгать.

Генрих фон Крейль (улыбаясь). Ты забываешь о штучке на моем «мерседесе», которую ты мог бы получить без труда.

Карл фон Крейль (улыбаясь). Ты знаешь, что я обязан завладеть этим нелегально, причем обязан в договорном порядке, а мое чувство долга тебе известно. Нет, пусть этот пост займет Димплер, он вполне подойдет: хитер, но не подлец. (Тихо.) Тебе пришлось бы принять Плониуса, и принять вежливо, да и не только его. Ты стал бы… просто не знаю, кем бы ты стал.