Генри Миллер - Нексус

Неожиданно Стаймер сменил тему. Ему вдруг приспичило узнать, написал ли я что-нибудь. Когда я дал отрицательный ответ, он возразил:

— Вы и сейчас пишете, только этого не осознаете. Идет непрерывная работа, неужели вам не ясно?

Изумленный этим странным замечанием, я воскликнул:

— Вы говорите именно про меня или про всех?

— Конечно, не про всех! Я говорю о вас, только о вас. — Голос его звучал резко и раздраженно. — Раньше вы упоминали, что хотите писать. Так когда же начнете?

Стаймер сделал паузу и основательно набил рот. Не переставая жевать, он стал дальше развивать свою мысль:

— Как вы думаете, почему я с вами так откровенен? Полагаете, потому, что вы умеете слушать? Как бы не так! Я выворачиваюсь перед вами наизнанку, ибо вам абсолютно безразлична моя жизнь. Я, Джон Стаймер, не представляю для вас никакого интереса — вам интересен только мой рассказ или манера, в которой он преподносится. А меня интересуете вы сами. Чувствуете разницу?

Некоторое время Стаймер молча жевал.

— Вы устроены не менее сложно, чем я, — продолжил он. — И это вам известно. Мне всегда хотелось знать, чем живут люди, особенно такие, как вы. Не волнуйтесь, я не собираюсь ничего у вас выпытывать: все равно правды не скажете. Вы ведете бой с тенью — как боксер на тренировке. А я — адвокат. Мое дело — улаживать спорные вопросы. Что же касается вас , то не могу представить себе, чтобы вы занимались каким-то конкретным делом.

Он резко оборвал разговор и, уйдя в себя, как улитка в раковину, какое-то время методично жевал пищу, запивая ее вином. Потом заговорил снова:

— Хочу предложить вам провести остаток дня вместе. Возвращаться в контору я не собираюсь. Думаю навестить ту девицу, о которой говорил. Может, отправимся вместе? На нее приятно смотреть, с ней легко общаться. Интересно, как вы ее воспримете? — Стаймер помолчал, следя за моей реакцией, потом продолжил: — Она живет на Лонг-Айленде. Путь неблизкий, но, обещаю, разочарованы не будете. Возьмем с собой вина и «Стрега». Юница любит ликер. Что на это скажете?

Я согласился. Мы дошли пешком до гаража, где стояла его машина. Потребовалось какое-то время, чтобы прогрелся мотор. Не успели мы отъехать, как полетела какая-то деталь, потом еще что-то сломалось. Мы останавливались у каждой ремонтной мастерской и только через три часа выехали за пределы города. Промерзли за это время до костей, а ведь предстояло проехать шестьдесят миль, да еще почти в полной темноте.

На шоссе мы несколько раз останавливались, чтобы согреться. Стаймера всюду знали и принимали с большим почтением. В очередной раз забираясь в машину, он непременно рассказывал, как подружился с тем или иным человеком. Все они в разное время были его клиентами. «Никогда не берусь за дела, о которых не могу сказать наверняка, что выиграю».

Я пытался выведать у него побольше о девушке, к которой мы ехали, но Стаймер думал уже о другом. Его вдруг озаботила сущность бессмертия. Он хотел знать, какой смысл в загробном существовании, если смерть убивает в нас личность? Человеческая жизнь слишком коротка, чтобы успеть разрешить в ней свои проблемы. «Возьмите хоть меня, — говорил Стаймер, — мне почти пятьдесят, а ведь я еще не начинал жить. Чтобы что-то понять, надо прожить лет сто пятьдесят или даже двести. По-настоящему важные вопросы возникают, когда тебя больше не занимает секс и когда не надо думать о деньгах. В двадцать пять мне казалось, что я все знаю. Теперь же я думаю, что не знаю ничего. Вот сейчас мы едем в гости к юной нимфоманке. Какой в этом смысл?»

Стаймер закурил, сделал пару затяжек и выбросил сигарету в окно. Потом полез в нагрудный карман и извлек оттуда толстую сигару.

— Вот вы хотите больше о ней знать. Для начала скажу вот что: обладай я достаточным мужеством, схватил бы ее в охапку и прямиком в Мексику. Знать бы только, что делать дальше? Думаю, пришлось бы начинать все сначала. Это меня удерживает… Кишка тонка. По правде говоря, я моральный трус. Кроме того, она меня обманывает. Покидая ее, я всегда думаю: а кто на этот раз сменит меня в постели? Нет, я не ревнив, но мне противно, когда меня дурачат. А собственно, почему противно? Во всем, что не относится к законодательству, я и есть круглый дурак.

Некоторое время Стаймер развивал эту тему. Как же он любит заниматься самоуничижением! Откинувшись на спинку сиденья, я внимательно слушал.

И вдруг новый скачок мысли:

— Знаете, почему я не стал писателем?