Сержант Герхайм по-прежнему улыбается. Он был хорошим инструктором. «Погибать вот для чего мы здесь. – любил он повторять. – От крови трава растет лучше». Если б сержант Герхайм мог сейчас говорить, он бы объяснил Леонарду, почему мы влюбляемся в оружие, а оно не отвечает нам взаимностью. И еще он добавил бы: «Благодарю за службу».
Я выключаю верхний свет.
Объявляю: «Приготовиться к отбою».
– ОТБОЙ!
Взвод падает на сотню шконок.
Внутри меня – холод и одиночество. Но я не одинок. По всему Пэррис-Айленду нас тысячи и тысячи. А по всему свету – сотни тысяч.
Пытаюсь заснуть...
Лежа на шконке, притягиваю к себе винтовку. Она начинает со мной разговаривать. Слова вытекают из дерева и металла и вливаются в руки. Она рассказывает мне, что и как я должен делать.
Моя винтовка – надежное орудие смерти. Моя винтовка – из черной стали. Это наши, человеческие тела – мешки, наполненные кровью, их так легко проткнуть и слить эту кровь, но наши надежные орудия смерти так просто не испортить.
Я прижимаю винтовку к груди, с великой нежностью, будто это священная реликвия, волшебный жезл, отделанный серебром и железом, с прикладом из тикового дерева, с золотыми пулями, хрустальным затвором и бриллиантами на прицеле. Мое оружие мне послушно. Я просто подержу в руках Ванессу, винтовочку мою. Я обниму ее. Я просто чуть-чуть ее подержу... И, докуда смогу, буду прятаться ото всех в этом страшном сне.
Кровь выплескивается из ствола винтовки и заливает мне руки. Кровь течет. Кровь расплывается живыми кусочками. Каждый кусочек – паук. Миллионы и миллионы крохотных красных паучков ползут по рукам, по лицу, заползают в рот...
Тишина. И в этой темноте сто человек, как один, начинают читать молитву.
Я гляжу на Ковбоя, затем – на рядового Барнарда. Они все понимают. Холодные оскалы смерти застыли на их лицах. Они мне кивают.
Новоиспеченные солдаты морской пехоты из моего взвода лежат по стойке «смирно», вытянувшись горизонтально на шконках, винтовки прижаты к груди.
Солдаты морской пехоты застыли в ожидании, сотня оборотней-волчат с оружием в руках.
Я начинаю читать:
Это моя винтовка.
Много таких, как она, но именно эта – моя...
Я видел, как лучшие умы моего поколенья гибнут от безумья, истощены истеричны и голы...
– Аллен Гинсберг, «Вой»
Псих – это человек, который только что осознал, что творится вокруг.
– Уильям С. Берроус
Тет: год Обезьяны.
Последний день перед встречей нового, 1968 года по вьетнамскому лунному календарю мы с Стропилой проводим у лавки на Фридом Хилл возле Да-Нанга [18]. Мне приказано написать тематическую статью о центре отдыха на Фридом Хилл на высоте 327 для журнала «Leatherneck». Я – военный корреспондент при 1-ой дивизии морской пехоты. Моя работа заключается в том, чтобы писать бодрые новостные бюллетени, которые раздаются высокооплачиваемым гражданским корреспондентам, которые ютятся со своими служанками евроазиатского происхождения в больших отелях Да-Нанга. Те десять корреспондентов, что работают в информбюро 1-ой дивизии, с неохотой выполняют свои обязанности по созданию пиара войне вообще и корпусу морской пехоты в частности. Сегодня утром мой начальник решил, что статью, которая может реально вдохновить войска на великие свершения, можно написать о высоте 327, а фишка должна быть в том, что высота 327 была первой долговременной точкой, которую заняли американские войска. Майор Линч считает, что я заслужил немного халявы перед тем как вернусь в информбюро в Фу-Бай. Мои последние три операции меня вымотали до усрачки; в поле корреспондент – такой же стрелок, как и все. Стропила прицепился ко мне и таскается за мной как ребенок. Стропила – военный фотокорреспондент. Он думает, что я реально крутой боевой морпех.
Мы направляемся в кинотеатр, который больше похож на склад, и любуемся там на Джона Уэйна в «Зеленых беретах», в этой голливудской мыльной опере о любви к оружию. Сидим в самых первых рядах, рядом с группой хряков. Хряки развалились поперек кресел, задрав грязные тропические ботинки на кресла перед ними. Они все бородатые, немытые, одеты не по форме. Все поджарые и злобные – так обычно выглядят люди, вернувшиеся живыми после долгих топаний через джунгли, болота, зеленую пиздятину.
Я укладываю ноги на ряд кресел перед собой, и мы смотрим, как Джон Уэйн ведет за собой зеленоберетчиков. Джон Уэйн просто прекрасен как солдат, он чисто выбрит, одет в щегольскую тропическую форму в тропическом камуфляже, сшитую точно по фигуре.
Читать дальше