Патриция Хайсмит - Тот, кто следовал за мистером Рипли

Фрэнк кивком указал на полотно, где на фоне пылающего очага были изображены две малышки, сидящие на красных стульчиках. Если исходить из сюжета, то об этой картине можно было сказать, что она проникнута теплом, но Том понимал: мальчик имеет в виду совсем иное, а именно — отношение к своим персонажам самого художника. Технически это было выражено через двойные контуры фигур и лиц.

Странное дело — Том почувствовал себя чуть ли не лично обиженным тем, что Фрэнк остановил свой выбор не на «Мужчине в кресле», в котором было ничуть не меньше тепла, хотя ни мужчина, ни кресло не пылали ярким пламенем. Это полотно было фальшивкой, но именно из-за этого оно и нравилось Тому. Хорошо еще, что Фрэнк не стал спрашивать, не подделка ли это, потому что, если бы спросил, это означало бы, что он слышал или читал об этом.

— Вижу, ты серьезно увлекаешься живописью.

— Может, это покажется вам смешным, но больше всего я люблю Рембрандта, — чуть смущенно проговорил Фрэнк. — У отца есть одна его картина. Он держит ее в сейфе, но я видел ее несколько раз. Совсем небольшая... — Мальчик смущенно кашлянул, расправил плечи и добавил: — Но глядеть на нее — такая радость!

«Как верно: дарить радость — в этом и есть главное предназначение живописи, — подумал про себя Том. — Что бы там ни болтал Пикассо о том, что живопись провоцирует нации к военным действиям».

— Виллара и Боннара я тоже люблю, — между тем говорил Фрэнк. — Они такие домашние, такие уютные. Не то что современное искусство, всякий там абстракционизм... Может, когда-нибудь я их тоже научусь понимать?

— Вот видишь, значит, хоть в одном вы с отцом сходились — оба любили живопись. Он брал тебя на выставки?

— Я полюбил ходить на выставки, наверное, лет с двенадцати, но ходил туда один. Мне было всего пять, когда в него стреляли — представляете? И с тех пор он передвигался в инвалидном кресле.

Том кивнул и подумал при этом о матери Фрэнка, о том, каково ей жилось последние одиннадцать лет.

— А все из-за этого его распрекрасного бизнеса! — с горькой иронией воскликнул Фрэнк. — Отец знал, кто стоит за покушением — конкурирующая с ним компания по изготовлению пищевых продуктов. Это они наняли киллера. И все же он даже и не подумал их преследовать, то есть расследовать все это, потому что понимал, к чему это приведет — они повторят свою попытку убрать его. Именно так делаются дела в нашей замечательной стране — понимаете?!

Что-что, а это Том и сам понимал прекрасно.

— Попробуй-ка коньяк.

Фрэнк поднес к губам рюмку, пригубил и смешно сморщился.

— Где сейчас твоя мать?

— Скорее всего в Мэне. А может, в нью-йоркской квартире — откуда мне знать?

— Позвони ей, ты же помнишь оба номера? Вот телефон, я поднимусь наверх, чтобы тебе не мешать, — предложил Том. Ему хотелось выудить из Фрэнка как можно больше сведений.

— Я не желаю, чтобы кто-нибудь из них узнал, где я нахожусь, — твердо проговорил Фрэнк. — Уж если бы я кому и позвонил, так это своей девушке, но не могу допустить, чтобы даже она знала.

— Какой еще девушке?

— Терезе.

— Она живет в Нью-Йорке?

— Да.

— Так почему бы тебе и не позвонить ей? Ведь она наверняка волнуется. Тебе совсем необязательно сообщать, где ты. Я буду наверху...

— Она может догадаться, что я звоню из Франции. Нет, я не стану рисковать, — медленно проговорил Фрэнк.

«Может, он пустился в бега из-за нее?» — подумал Том и вслух спросил:

— Ты предупредил Терезу о том, что собираешься уехать?

— Сказал, что хочу немного попутешествовать.

— Ты с ней случайно не ссорился?

— Что вы! Нет, конечно!

Лицо Фрэнка мгновенно просветлело, а на губах заиграла счастливая, слегка ироническая улыбка, словно само это предположение показалось ему немыслимым. Том еще ни разу не видел его таким. Фрэнк бросил взгляд на часы и поднялся, собираясь попрощаться. Было всего около одиннадцати, но Том понимал: мальчик не хочет, чтобы его видела Элоиза.

— У тебя есть с собой фотография Терезы?

— Ну конечно! — Фрэнк снова радостно заулыбался и вынул из внутреннего кармана пиджака бумажник. — Вот, глядите. Это моя самая любимая, хотя и любительская. — С этими словами он протянул Тому маленький квадратик в плексигласе.

Том увидел шатенку с живым взглядом чуть прищуренных глаз и задорной улыбкой на сомкнутых губах. У нее были короткие, блестящие и прямые волосы. Судя по выражению лица, она любила посмеяться, но не была задирой. У Тома было впечатление, что снимок был сделан во время танца.