Кристофер Бакли - Здесь курят

Скоро их отвели в студию чтобы настроить микрофоны. В соседнем с Никовым кресле обнаружился гость не вполне понятный – совершенно лысый подросток. Это еще кто такой?

– Привет, – сказал Ник.

– Привет, – вполне дружелюбно ответил подросток. Так, интересно было бы узнать, для чего приглашен именно на это шоу лысый подросток – не просто лысый, безбровый? 3вукооператор в здоровенных наушниках громко крикнул: «Одна минута!» Ник поманил к себе режиссера, и тот, подбежав, сообщил ему, что в уборную он уже не поспеет. Новичков нередко поражает в последнюю минуту нервное расстройство мочевого пузыря, и в итоге им приходится отсиживать целый час в мокрых подштанниках.

– Я э-э… – сказал Ник. – Я в порядке. И прошептал:

– Кто этот мальчишка?

– Робин Уиллиджер, – прошептал в ответ режиссер.

– Что он здесь делает?

– У него рак.

– Скажите Опре, что мне нужно поговорить с ней. Сию же минуту.

– Слишком поздно.

Нащупав зажим нагрудного микрофона, Ник отцепил его от своего галстука, оранжевого, с жирафами.

– Тогда ей придется обойтись без меня. Режиссера смело. Подошла, торопливо перебирая ножками, Опра, симпатичный бюст ее подпрыгивал под синим шелком.

– В чем дело?

– Я не люблю сюрпризов, – сказал Ник.

– Его поставили на замену в последний момент…

– На замену кого? Анны Франк? Ладно, пусть заодно и меня заменит.

– Ник, – прошипела Опра, – ты же знаешь, без тебя шоу не состоится.

– Знаю.

– Пятнадцать секунд, – крикнул звукооператор.

– Что мне, по-твоему, делать? Дать ему пинка под зад?

– Это твоя проблема.

Ничего она делать не стала. Инстинкт говорил Нику, что пора уносить ноги. И побыстрее! Но перед ним стояла Опра, черная женщина, приказавшая ему сидеть, где сидит, и закончить наконец ужин, и Ник не мог сдвинуться с места.

Она покрутила в воздухе беспроводным ручным микрофоном и, поворотясь к камере с вспыхнувшей красной лампочкой, просияла всеми своими жемчужными зубками.

Вставай! Улепетывай! Поздно. Мы в эфире. Может быть, удастся улизнуть как-нибудь неприметно?

Заголовок: «Сигаретный рекламщик удирает от больного раком ребенка». А в довершение унижения он зацепит ногой электрический кабель и завалит софит И грохнется, ослепленный, на пол студии, а аудитория будет гоготать. Вся Америка покатится со смеху, все домашние хозяйки станут, улюлюкая, тыкать в него пальцами. Только БР смеяться не будет.

И Раковый Ребенок тоже. Нет, он не засмеется, на устах его заиграет лишь тончайшая улыбка торжества, смешанного с печалью, порожденной его глубоко личной трагедией. Ник чувствовал, как у корней волос выступают горячие капельки пота, шарики расплавленной лавы, которым ничто не мешает скатиться к бровям по гладкому, загорелому лбу. И разве не прекрасно смотрится на телеэкране человек, вытирающий потный лоб, сидя рядом с умирающим школьником, удостоенным национальной стипендии за заслуги – он наверняка ее получил, еще бы, и наверняка он председатель школьного совета и дискуссионного общества, а в свободное время, когда у него нет занятий с детишками из трущоб, он руководит благотворительной столовой. Единственный его недостаток состоит в том, что он как-то выкурил одну сигарету – да-да, только одну, не больше, всего одну, разве это не доказывает, что никотин смертельно опасен в любых, даже самых крохотных дозах? – так ведь и ту мальчику навязали, одолев лучшие стороны его натуры, табачные компании, эти… долбанные… верблюды с фаллическими носами, играющие на саксофонах, – вот этот самый Ник Нейлор, старший вице-президент Академии табачных исследований, торговец смертью. А он и шелохнуться не может. Опра приклеила его к креслу. Обвела его вокруг пальца, злоехидная сучка!

В такие мгновения – ему уже случалось подходить к краю пропасти, правда, не так близко, как сейчас, – Ник воображал себя пилотом авиалайнера. Пилоты ведь всегда сохраняют спокойствие, даже когда все восемь двигателей горят, шасси заело и арабского обличия пассажир, место 17Б, уже выдернул чеку из гранаты. Ник набрал полную грудь воздуха и выпустил его – медленно, медленно, медленно. Вот так. Дыхательное упражнение. Курсы по методике Ламаза. Но сердце все равно продолжало ухать и бухать в груди. Интересно, микрофон это буханье улавливает? Как мило, если гулкий стук его сердца транслируется сейчас во все гостиные страны! Может, стоит как-то выказать Раковому Ребенку сочувствие? Нужна начальная фраза. Ага, вот: «Ну, так сколько ты еще протянешь, паренек?» Опра уже произносила вступительный текст:.