Андрей Столяров - Личная терапия

Однако это занятие у меня совсем не идет. Я открываю книгу и добросовестно, будто школьник, пытаюсь вчитаться в то, что предлагает мне автор. И каждый раз происходит одно и то же. Я пробуровливаю страниц пятьдесят-семьдесят текста, неважно – лучше или хуже написанного, а далее возникает мысль, что читать я этого категорически не хочу. Не хочу, не хочу, не хочу, не буду. Никакого желания, даже профессионального, мучаться с этим невыносимым занудством. Видимо, здесь что-то не то. Либо я такой уж тупой, что давно выпал из жизни, либо современная беллетристика, прежде всего, конечно, российская, действительно превратилась в нечто, нормальным человеком не воспринимаемое. Я склонен считать, что тут все-таки второй случай. И не потому являюсь таким уж умным, образованным, тонко чувствующим человеком, обладающим безупречным вкусом и способностью отличить подлинное искусство от сиюминутной поделки. Я своих качеств не переоцениваю. У меня и образование весьма среднее (подумаешь – университет), и литературу, русскую и зарубежную, я знаю далеко не блистательно. И все-таки хорошую книгу я как-то чувствую. Я просто проваливаюсь в нее и не выпускаю из рук, пока не переверну последней страницы. Так что, здесь, вероятно, нечто иное. Мне иногда кажется, что современная проза просто утратила целостность. В ней наличествует либо чистый «сюжет», боевик, в котором нет даже намека на содержание, либо, напротив, чистое содержание, «текст», беллетризованная философия, где какие-либо повествовательные элементы напрочь отсутствуют. Причем, как мне кажется, вину здесь не следует возлагать только на авторов. Это – общий процесс, который захватывает все стороны нашей жизни. И если сформулировать данную проблему на самом высоком уровне, она, скорее всего, будет выглядеть так. Европейская цивилизация прошла три этапа развития: христианский этап, когда была создана метафизическая целостность мира – все объяснялось существованием бога, и только бог был первопричиной всего. Затем – этап Просвещения (или «период модерна»), когда была создана уже физическая (научная) целостность мира – все объяснялось, исходя из законов природа, и эти законы были согласованы между собой. Теперь наступил третий этап, этап постмодернизма, который обе эти целостности размонтировал. В результате мир утратил иерархическое согласование. Он распался на смысловые отдельности, каждая из которых существует независимо от другой. С одной стороны это хорошо, так как устраняет из обихода тоталитарные идеологии: все философии, все религии, все образы жизни, все расы, все точки зрения теперь равны. Можно сказать, осуществились мечты пророков и революционеров. Но с другой стороны, это и плохо: равнозначность всего лишает мир необходимой иерархии ценностей. Все действительно становится равноправным – и насилие, и гуманизм, и животный секс, и романтическая любовь, и возвышенное самопожертвование, и самые отвратительные проявления эгоизма. Прекращается «моральный отбор». Перестает работать нравственная селекция, которую осуществляет культура. В реальной жизни это означает, что прорастают в первую очередь сорняки: криминал, подлость, ложь, наиболее низкие качества человека. Они заглушают все остальное. Ведь сорняки, как известно, растут сами собой, а цивилизованные растения, как и высокие смыслы, надо культивировать специально.

Не помогает мне также и телевизор. Даже прежде любимые мною вестерны и боевики не вызывают сейчас ничего, кроме уныния. Видимо, у меня наступило некоторое пресыщение. Схлынула новизна, выдвинулась на передний план повторяемость сюжетов и трюков. То минимальное содержание, которое раньше, на мой взгляд, ощущалось, теперь сводится исключительно к тупым перестрелкам и мордобою. Это вовсе не то, что мне сейчас требуется. Впрочем, ладно – боевики. Настоящую шизофреническую тоску наводят на меня новости. За то время, пока шла конференция и мы, забыв обо всем, работали над проблемами социотерапии, пока обсуждали пакости Мурьяна и Выдры и, как последние идиоты, переживали по этому поводу, пока кипели мелочные разборки и вырисовывалось в результате мое увольнение, ситуация в большом мире заметно ухудшилась. Война теперь, по-видимому, дело решенное. Я сужу об этом по заявлениям, которые следуют одно за другим. При этом грозные тексты их уже не апеллируют к причинам войны, то есть не пытаются ее каким-то образом оправдать, они, скорее, обсуждают реальность, которая может возникнуть после ее завершения.