Марина Юденич - Нефть

— А он, значит, читает славистику?

— Да ничего он не читает. Он из Вашингтона, аналитик — между прочим — СНБ. Не хухры-мухры, — И при этом организует лекции русских предпринимателей для каких-то гоблинов в Колумбии?

Лемех задумался. А мое подсознательное внезапно — выдало все сполна. Когда-то, много лет назад и совершенно не помню, по какому поводу, кто-то рассказывал отцу о Русском институте при Колумбийском университете. По-моему, его тогда только что создали.

— Знаем, — с иронией отозвался папа, — наслышаны, и даже чуть больше. Обычная ЦРУ-шная игрушка. Их пока мало. Но погодите — в скором времени они бросятся нас учить с энтузиазмом Макаренко.

— Чему учить, папа? — Кто — было понятно из первой фразы.

— Да чему угодно, хоть свободной журналистике, хоть — как правильно пеленать младенцев. Главное — контакт.

Я рассказала это Лемеху. Реакция был странной. Он почти обрадовался:

— Слушай, но я же не засекреченный физик, и все государственные секреты узнаю исключительно из донесений своей службы безопасности, которая за небольшие дополнительные деньги с удовольствием будет делать для них второй экземпляр. Нет, зачем-то, выходит, я им нужен. И это хорошо. Это очень хорошо.

Спорить я не стала. Наши идеологические споры всегда заканчивались одной и той же фразой Лемеха: просто твой отец-комитетчик воспитал тебя антисемиткой.

— Папа был дипломатом. Послом Советского Союза, — тут я непременно срывалась на крик.

А Лемех спокойно парировал:

— Тем более. На такие должности назначались только люди с Лубянки. Я начинала рыдать — ты знаешь, когда заходит разговор о папе. Ну, ладно. Словом, Стив очень скоро стал лучшим американским другом Лемеха, вызвав даже некоторую ревность Мишки. Однако, узнав, что Стив госслужащий и не собирается в ближайшее время заниматься бизнесом, тем более — в компании с Лемехом, Мишка успокоился и потерял к Стиву всяческий интерес.

— И все?

— Ну, как же — все. У нас появился целый штат аналитиков, по большей части — американцев. А если наших — то непременно прошедших обучение там. Мы активно занялись политикой. И в думские выборы скупали кандидатов, независимо от политической ориентации. Мы готовим проект собственного превращения в Джорджа Сороса.

— Ну, это, кстати, не самый удачный образ для России.

— Согласна. Но это не важно. Важна — тенденция. А она прослеживается, согласись и ты?

— Соглашаюсь. Есть отчетливая тенденция — Лемех рвется в политику. Он активно участвует в формировании законодательной власти, чтобы потом лоббировать законопроект об изменении системы государственной власти. Кстати, не помню теперь, не прерогатива ли это референдума. Но не суть. В конце концов, и референдум можно организовать и запрограммировать нужным образом. Его активно подпирают американцы, потому что он их — по каким-то параметрам — устраивает. Полагаю — даны какие-то экономические, скажем — энергетика, и политические обязательства. Все. Но это нормально, Лиза. Это практика всего мира. Ненормально, когда предприниматель предлагает президенту взятку в 15 миллиардов долларов за то, чтобы тот не мешал ему переустраивать Россию. И собирается убить свою жену. Но ни про то ни про это я так ничего и не узнала.

— Я не успела. А что, у нас уже все закончилось?

— Здесь — да. Но впереди еще, к счастью, сорок минут в минеральных источниках, где вдобавок ко всему шумит вода. Видишь — паранойя заразная штука.

— Ты тоже считаешь, что у мня паранойя?

— Нет, Лиза, я так не считаю. Я знаешь что вспомнила сейчас? Когда мы жили в Ильинском и твой папа был еще жив, он сказал — на каком-то твоем дне рождении: признаюсь, дочь. Никогда не подавал виду, что жалею, что нет сыновей. А сейчас скажу. Жалею.

— Помнишь, когда это было?

— Ну, в августе же у тебя день рождения.

— 19 августа, а год был 1991-й, мы только-только поселились на этой даче. Он до конца жизни не мог смириться с тем, что Советского Союза больше нет. Он умер вскорости — не видел смысла в нашей новой жизни.

— Смысл есть всегда.

— Я знаю. Потому мы сегодня и греем свои старые кости.

Стив вернулся минут через десять — собрать бумажки, разлетевшиеся по всему кабинету. Видимо, Мадлен, читая, в гневе отшвыривала от себя очередной листок, и он, бедолага, парил и падал где придется. А приходилось порой в очень неудобных местах. Но как бы там ни было, он собрал бумаги, и, разумеется, пробежался по каждой, и успокоился окончательно. Да, это были люди из папки, но Мадлен, сознательно или в гневе, упустила одно немаловажное обстоятельство: каждому персонажу были отведены свои, строго определенные функции. Вот под эти функции и подбирались люди. Тут Стив даже замер на месте, потому что мысль, которая вдруг пришла в голову, потрясла его до глубины души. Психи. И психи — тоже предусмотрены этими функциями, вернее — функции, которые предстояло выполнить некоторым людям, были apri-ori не вполне нормальными. Это были действия психически больных людей. И выходило — никакой не большой Тони, накачанный нефтью вместо крови, а он, маленький Стив из крови и плоти, вдобавок — в противно мокрой рубашке, потому что иногда бывает пуглив. И даже — робок. Но все это ерунда, потому что психов придумал он. И об этом следовало, разумеется, рассказать Мадлен, но прежде успокоить ее относительно некоторых персонажей папки.